Если бы Элис прямо написала, мол, приезжай одна, иначе ему каюк, я бы, наверное, так и сделала, но этой твари явно нравится играть. Умом я понимаю, что смотреть её сообщения не стоит, но нервы не выдерживают. Листаю картинки, пытаюсь включить мозг и понять, чего она от меня хочет, но, кроме очевидного – поиздеваться, – ничего в голову не приходит. Фон на фото красиво размыт, я только понимаю, что теперь фотографирует кто-то третий, а в помещении полумрак и много чёрного: стены, пол, простыни, шёлковый шарф, закрывающий рот и половину лица, второй такой же, стягивающий запястья…
Красные свечи и лепестки.
Красное кружево в складках чёрной ткани.
Отпечаток красной помады на коже, возле ключицы.
Словно кровь.
Зажимаю рот обеими ладонями, стараясь сдержать очередной рык. Таксист косится на меня в ужасе. Он вообще не хотел никуда ехать, не знаю, что его больше впечатлило – горящие глаза или купюры, которые я швырнула на сиденье. Но довозит он меня быстро, а стоит мне выскочить, как машина срывается с места.
Какой нервный, вы подумайте.
Бегом пересекаю двор управления, парень с автоматом перехватывает оружие поудобнее и пытается что-то сказать, но его сносит с крыльца воздушной волной. Врываюсь внутрь, кожей ощущаю направленные на меня взгляды и стволы, почти привычно окутываюсь пламенем и рявкаю:
– Князев – где?!
Гошка поддерживает меня угрожающим рыком. Сквозь огонь видно не очень хорошо, но среди мужиков в форме возникает некоторое шевеление. Откуда-то доносятся вопли, грохот, топот…
– Платонова, твою мать! – Капитан вылетает из бокового коридора, прорывается сквозь толпу ко мне и без колебаний хватает за руку чуть выше локтя. Пламя недовольно колышется, слегка приседает, и я на миг успеваю подумать, что Знак Саламандры, кажется, принимает Князева за своего, а вот Гошка начинает рычать громче. – Совсем охренела?!
Я морщусь и вырываюсь, пока дракон не успел броситься. Выхватываю из сумки телефон, сую под нос капитану. Тот морщится и брезгливо отодвигает мою руку одним пальцем.
– Катенька, ваши с женихом постельные эксперименты меня…
Он осекается, вцепляется в моё запястье и аккуратно, кончиком пальца сдвигает картинку – вверх, вниз, пролистывает ещё несколько. Я боюсь смотреть, что его заинтересовало, но выражение лица Князева говорит само за себя, даже за очками видно, как округлились глаза. Капитан сдвигает очки на лоб, трёт глаза, выпрямляется, оборачивается…
– Чего застыли?! – рявкает он. – Работы ни у кого нет, что ли?! Михалыч, выдай им лопаты, пусть хоть парковку почистят! А ты, – он на миг ловит мой взгляд, – пойдём. И выруби эту хрень уже!
Он снова хватает меня за рукав и тащит за собой. Я заставляю себя погасить пламя и улавливаю тихие вздохи за спиной. И эти тоже нервные какие-то, а ещё полиция…
Князев впихивает меня в ближайший кабинет, резким жестом выгоняет оттуда троих молодых парней, запирает дверь и хлопает ладонью по столу:
– Садись. Рассказывай.
Я расстёгиваю куртку, опускаюсь на стул и осторожно, как бомбу, кладу телефон на стол так, чтобы не видеть экрана. Князев косится на него с отвращением, как юная барышня – на таракана. Гошка соскакивает с моего плеча и рычит – не то на телефон, не то на капитана. Я быстро объясняю про Сашку – уехал на работу, прислал Настасью, не вернулся, а камера, а машина…
Капитан шевелит губами, словно очень хочет сплюнуть, но не хочет потом убираться.