— Какой-то Монморанси. Вполне приличный маршал, не знаю, за что Дюма создал ему «своего рода омерзительную известность». Хотя Дюма имел привычку обращаться с историей довольно вольно. Так вот. Всей же французской армией командовал маршал Лоутрек, весьма осторожный и нерешительный вояка. Швейцарцы называли его Лаутердрек. По-ихнему — «настоящая дрянь». Он бы вообще в замок не полез, но швейцарцы настояли. Их генералы заявили, что в прошлом году упустили врага из рук, а в этом году они такого не допустят.
— Тс-с-с. Тихо, мужики, — насторожился Капрал. Сам поднялся и на цыпочках подошел к неплотно запертой двери.
Ангел с Дайсом замерли. Только чуть слышно чиркнули стволы по бетону. Капрал постоял, прислушиваясь. Потом смущенно прикрыл дверь и вернулся на место.
— Что там? — прошептал Дайс.
— Отбой тревоги, мужики. Давайте дальше.
Ангел с недоумением посмотрел на своего друга. Не в обычае у того просто так с места вскакивать.
— Да там к нашему командиру гости пришли. Да сиди уже. — Капрал придержал друга за плечо. — Шухову уже без разницы.
Ангел тут же расслабился. И прикурил по новой.
— Кому? — Дайс недоуменно переводил взгляд с одного на другого.
— Да ходит тут по Зоне бывший сталкер. Он когда-то с друзьями до четвертого блока дошел. Те добрыми оказались и Шухова в стене замуровали. Вот с тех пор иногда Черный Сталкер к кому-нибудь в гости на огонек заглядывает. Когда просто лясы со скуки поточить, когда предупредить о чем. В общем, это опасно только для запаса сигарет, — Капрал хохотнул. — Так на чем остановились-то?
— Короче, — продолжил Ангел, — план у французов был такой: швейцарцы стоят на месте, удерживая врага на фронте и отвлекая его внимание на себя; другая половина войска, французы и венецианцы, должна была обойти замок с фланга и атаковать его в более удобном месте. По сигналу, лишь после того как начнется бой на задворках, швейцарцы должны были начать штурм.
— Ага! Хрена вам! — довольно вставил Капрал, потирая руки. — Будут эти берсерки спокойно стоять, когда их товарищи-конкуренты забрались в замок и грабят. Или того хуже — набили немцев и уже шарят по карманам у свежих трупов.
— Фу, — скривился Дайс, — говорил же — мародеры.
— Это жизнь, сержант, — заметил Ангел. — А мы когда вчера щенков упокоили, тоже все карманы вывернули. Кое-что и к рукам прибрали. Вот я одного типа знаю, так он в комбезе с трупа напротив меня сидит.
— Так это ж другое дело. Это необходимость была такая. А грабить трупы…
— Не нам судить. Может, у них тоже необходимость. Вот только не говори мне, солдат, что ты никогда у трупов карманы не выворачивал. Да, да, да. Исключительно при необходимости. А вот кто другой посмотрит — может мародером обозвать. Тогда к этому вообще по-другому относились. Все, что на трупе поверженного врага, победителю принадлежало по закону.
Отвлеклись. Так вот. Вскоре швейцарцам стало не до грабежа. Не знаю уж, почему швейцарские командиры не смогли поддержать дисциплину, но в рядах наемников случилось что-то вроде бунта. Рядовые швейцарцы начали волноваться и кричать, чтобы капитаны, юнкера и солдаты двойного-тройного оклада встали во главе отрядов, а не командовали из задних рядов. Потом, не дожидаясь сигнала, все рванули на приступ, перешли с тяжелыми потерями рвы и атаковали валы. Первым делом их побили снарядами. Коробка-то цель очень удобная. Грех было не воспользоваться. Потом в бой вступили аркебузы: испанцы били залпами, причем первые две шеренги, выстрелив, падали на землю, чтобы дать возможность дать залп третьей и четвертой, и затем вставали снова. Пока землю нюхали, заодно оружие перезаряжали.
— Им даже не надо было прицеливаться, — встрял Капрал. — По традиционным сомкнутым рядам швейцарцев даже из аркебузы практически невозможно было промазать!
— В общем, да, — согласился Ангел. — Короче, те группки, которые добрались до бруствера, увидели перед собой густой лес копий немецких ландскнехтов. Те науку хорошо усвоили. Да и испанские стрелки заканчивать свою потеху и не думали. Ландскнехты и испанцы располагались, как того требовал замысел имперских командиров, не у самого края оврага, а несколько позади. Сам батяня Фрундсберг стоял с алебардой в руке в первой шеренге своих войск.
— «По полю была пищальная стрельба, тут швейцарцам и досталась могила», — процитировал Капрал. — Некий бард Освальд, автор баллады об этой битве. Судя по тексту песни, во время артиллерийской перестрелки ландскнехты опустились на колени, чтобы прочитать молитву. Зачем? Пушки наверняка грохотали так, что Господь при всем желании не мог их услышать.