– Почему бы и нет? – отозвался он.
Она улыбнулась смущенной, беспомощной улыбкой.
– Ну разве это не унизительно? Клянчить крохи свободы, словно отпетый пьяница, умоляющий бармена о последней выпивке? Разве это не позор?
Клерфэ покачал головой:
– Я сам клянчил, и не раз.
Она впервые посмотрела на него во все глаза.
– Вы? – переспросила она. – Но вы-то почему?
– Причина всегда найдется. Не только у человека, даже у камня. Где мне вас забрать? Или сразу пойдете?
– Нет. Вам надо выйти через главный вход. Крокодил уже там караулит. Вы спуститесь по первой дорожке, на площадке возьмите сани и подъезжайте к служебному входу, обогнув корпус справа. А я там выйду.
– Хорошо.
Лилиан вошла в лифт.
– Ты не в обиде, что я с вами не еду? – спросил Хольман.
– Да ничуть. Я ведь не завтра уезжаю.
Хольман смотрел на него испытующе.
– А Лилиан? Может, ты хотел побыть один?
– Вот уж нет. Какая радость оставаться одному?
Через опустевший вестибюль он шел к выходу. Там, над дверью, тускло мерцала одна-единственная слабенькая лампочка. В широкие окна заглядывала луна, выстелив пол залы золотистыми ромбами. В дверях и вправду стояла Крокодил.
– Спокойной ночи, – пожелал Клерфэ.
– Good night3 – откликнулась та. Он так и не понял, с какой стати она вздумала попрощаться с ним по-английски.
Петляя серпантином аллеи, он спустился вниз, покуда не дошел до саней.