III

Лето для Вани прошло быстро и незаметно в ребячьих хлопотах и приключениях и в сентябре, как закончилась осенняя крестьянская страда, настало его время обучаться в школе. Пётр Фролович долго размышлял, где Ване учиться: здесь на селе или в городе в гимназии?

Как дворянин, Ваня имел право обучаться бесплатно в гимназии, но тогда пришлось бы отдать мальчика в пансион на проживание при гимназии, или завести лошадь и кучера и каждый день возить Ваню и город на занятия, что было весьма накладно для отставного офицера. Пётр Фролович, выйдя в отставку досрочно, по причине смерти отца, получал лишь половинную пенсию, поскольку до полной пенсии ему не хватило трёх лет службы. Впрочем, и этих средств было достаточно, но он желал скопить некоторые средства на поддержку сына Вани при его взрослении, учитывая свой, как он считал, уже большой возраст, который, однако, не мешал ему заниматься амурными делами с работницей Фросей, украдкой от жены и сына.

Итак, гимназию Пётр Фролович исключил для Вани и оставался выбор между церковно-приходской школой при сельском храме и земской школой, открытой три года назад, стараниями старосты села и двух дворян: дальней родни Домовых, бывших в составе дворянского собрания уезда.

В церковно-приходской школе учительствовал и сам Пётр Фролович, ведя уроки арифметики по понедельникам, когда местный дьячок, учительствующий в школе, отдыхал после воскресных служб и возлияний, доплачивая за занятия Петру Фроловичу по пять рублей в месяц, кроме лета, когда уроки не проводились.

Земская школа находилась там же, в центре села, на соседней улице от церковно-приходской школы. Четыре года назад, зимой, в пору крестьянского безделья, староста завёз лесу и крестьяне-умельцы срубили дом под школу и жильё учителя, обустроили его печами, сенями и дворовыми постройками и следующей осенью, с разрешения уездных властей, земская школа открылась. Там было трёхгодичное обучение в подражание гимназическому обучению, но в упрощенном виде: для сельских учеников из крестьян, лавочников, кустарей и прочих разночинцев.

Учительствовал в земской школе молодой учитель, закончивший Оршанское городское училище на звание народного учителя и вот уже три года жил в селе при школе вместе с женой и маленьким сыном, родившемся в прошлом году.

Учитель и уборщица содержались за счёт казны, которая обеспечивала и школьные принадлежности нуждающимся ученикам, школа и квартира учителя содержались сельской общиной, что требовало небольших средств: дрова для зимы и кое-какой ремонт инвентаря и самого школьного дома.

В эту земскую школу Пётр Фролович и решил отдать своего Ванюшку для начального обучения, а потом, через три года, отдать его для продолжения учёбы в гимназию или в уездное училище, сдав там испытательные экзамены.

Можно, конечно, и оставить Ваню на домашнее обучение и через три года сдать в школу, но Пётр Фролович опасался, что сын в домашней обстановке не приучится к дисциплине и порядку и потом ему будет трудно без этих навыков жить и учиться вдали от дома.

В начале сентября, на Богородицу, Ваня впервые пошёл в школу. Фрося отгладила ему брюки и гимнастёрку, что купил отец в их поездку в город и намазала жиром полусапожки, так что они заблестели. Ваня сложил все книги в ранец и закинул его за спину. Отец загодя подтянул лямки у ранца, и он висел на спине у Вани как влитой. Сборы закончились, на крыльцо вышла мать, поцеловала сына в щёку, перекрестила, и Ваня с отцом направились в село, шагая прямо по дороге, на которой не было ни ездоков, ни пеших: село ещё заканчивало осеннюю страду и крестьянам не было дела ни до поездок, ни до школы – успеть бы управиться с уборкой на полях и огородах до осеннего ненастья.

Стояла тихая и солнечная погода, какая бывает ранней осенью, когда лето уже прошло, а осень еще не проявилась в ненастье, ветрах и ночных холодах. Осина уже отливала медью листьев, а берёзы и дубы стояли еще совсем зелёные, лишь зелень листьев немного поблекла за лето и побледнела перед грядущей желтизной и листопадом. Чуть заметный ветерок проносил мимо серебристые нити паутинок, на которых маленькие паучки отправлялись от родных мест в путешествие на новые места обитания – туда, куда их прогонит этот ласковый и теплый ветерок.

На видневшейся с дороги речной глади не было ни единой морщинки, и тихая заводь реки отливала зеркальным серебром под лучами солнца, которое тоже утратило нестерпимую ярость и светило тёплым и ровным светом, словно большая лампа на керосине, что купил отец в городе, и зажигал эту лампу поздним вечером, любуясь её ярким светом и читая книгу без очков.

Отец и школьник миновали околицу села и пошли по пустой улице к школе: всего от дома до школы пути было с версту и эту версту теперь Ване нужно будет проходить утром и к вечеру, каждый день, кроме воскресенья. Но в воскресенье приходилось ходить с отцом к обедне, так что будет получаться каждый день пройти этот путь дважды.

Возле крыльца школы уже толпились ученики, разделившиеся на три группы по годам обучения: кто-то шёл в третий и последний год обучения, кто-то на второй год, а новички стояли в сторонке. Из родителей было лишь несколько мужиков с начинающими. Почти все ученики были с холщовыми сумками на верёвке через плечо, точно сума нищих, каких однажды видел Ваня в городе, и лишь трое мальчиков были с ранцами, наподобие Вани – это были сын лавочника, сын священника и еще какой-то незнакомый мальчик.

Девочек среди школьников не было, хотя в церковно-приходской школе девочек была добрая половина. Сельчане считали, что ни к чему девочкам учиться в этой школе, пусть лучше домовничают: кто хочет грамоте – те поучатся у священника, а не у этого городского учителя безусого.

Но вот и сам учитель вышел на крыльцо и позвал детей в школу. Отец похлопал Ваню по плечу и легким толчком направил его к крыльцу школы, по которому поднимались ученики.

Ваня прошёл следом, через сени в коридор и из него в классную комнату, которая была единственной в школе. Ученики, как оказалось, учились все вместе, разделённое в три линии по годам обучения, потому и столы в классе были поставлены в три ряда. Учитель, который назвался Иваном Петровичем, показал новеньким сесть по правую руку от него, затем средний ряд заняли второгодники, а третьегодники расселись в левый ряд. Иван Петрович достал из жилетного кармана часы-луковицу на серебряной цепочке, посмотрел на циферблат, переждал немного и потом позвонил в колокольчик, стоявший на его учительском столе.