Кому она это рассказывает, думает Марина. Что я, не знаю, как это делается? Покупают, конечно, на мертвые деньги, но получают-то их от продажи в Заграничье наших, живых товаров (удивительно, но в последние полгода оказалось, что у нас есть нужные мертвым товары!). Груженый мандельброт туда, груженый мандельброт сюда… Не одна Ступина занялась коммерцией в последние полгода. А что до ее успехов, то дядя Коля намекнул, что Учреждение ей сильно помогло.

– Нам важно, – объяснял он Марине за бокалом франкского вина, – чтобы торговали наши, проверенные люди, а не какие-нибудь ещётники, типа Димы-Блейзера. Так что, если хочешь, могу и тебя устроить.

– Я все еще значусь у вас в проверенных людях? – спросила Марина. – Даже после того, как бросила Академию?

– Ну, для меня ты всегда – моя любимая племянница.

– А для остальных?

– И для остальных – тоже моя любимая племянница, – дядя Коля улыбнулся. – Сама понимаешь, сегодня это дорогого стоит.

Ну да, племянница самого начода Петрова, фактического руководителя Учреждения, который наладил отношения с мертвыми, разрешил трансграничную торговлю и облегчил пересечение Границы.

В дверях школы Марина нагоняет Лёвину маму.

– Шурка сегодня прямо красавица! – говорит она.

– Ну, такой важный день, – рассеянно отвечает Софья Марковна, нервно озираясь.

– Не волнуйтесь, – Марина берет ее за руку. – Все будет хорошо.

В актовом зале они садятся рядом. Извиняясь перед другими родителями, Марина занимает еще одно место. Рыба произносит торжественную речь, упоминает «нелегкое время, в которое вам выпало выйти во взрослую жизнь», а потом выпускники один за другим поднимаются на сцену.

На словах «Дипломом награждается… Александра Столповская!» Марина слышит сбоку восторженное «вау!» и громкие хлопки. Повернувшись, видит радостно аплодирующего Лёву.

– Успел все-таки, – говорит Софья Марковна. – Как всегда, в последний момент.

Марина, улыбаясь, качает головой. Она тоже никак не может привыкнуть к Лёвиным внезапным появлениям. Так и не научилась улавливать момент перехода: моргнешь – и он уже тут.

Или наоборот: поцелуешься на прощанье, и тут же – хлоп! – и никого. Каждый раз потом – такой сосущий холодок в животе, будто в последний раз виделись. Могла бы уже привыкнуть – а все никак.