Путы с ног сняли, еще когда повели пленников на встречу с Никой; связаны только руки. Ника уже ушла, и всех троих вернули в большую плетеную хижину.
– Хорошо хоть ноги размять можно, – говорит Лёва.
– Ника сказала, у нас будет шанс убежать, – говорит Марина. – Ты понял, что это значит?
– Нет, – отвечает Гоша. Если честно, он так был рад видеть Нику, что не мог себя заставить слушать, что она говорила.
– Она не сказала, – говорит Лёва, – но дорогу я на всякий случай запомнил. Сначала в сторону моря, потом вверх по течению реки, у белого камня – направо и к скале.
– Интересно, что с нами собираются делать, – говорит Марина.
– По-моему, они еще не решили, – отвечает Лёва, – но обращаются с нами хорошо.
Действительно, пленников кормили той же едой, что жителей деревни. Днем дверь хижины не запиралась, и рыжеволосые смешливые дети то и дело забегали посмотреть на незнакомцев. Кто-то даже принес свои игрушки и совал их в связанные руки Марины.
Дети были милые, и, глядя на них, Гоша как-то уверился, что ничего плохого не случится.
Втроем они обсуждали поединок Арда и Орлока. В отличие от Ники, их отбросило не на берег, а в чащу леса, и там дикари нашли пришельцев быстрее, чем те пришли в сознание, так что к жизни друзья вернулись на земляном полу, уже связанные.
– Не сказала бы, что с нами обращаются хорошо, – говорит Марина. – Я бы предпочла поголодать, но без веревок.
– Погоди, – говорит Гоша. – Ника что-нибудь придумает. Она же не зря сказала, что…
Закончить он не успевает: где-то совсем рядом раздается взрыв: Лёва подскакивает от неожиданности.
– Что за… – начинает он, но слов не слышно за новыми взрывами.
– Кажется, вот это Ника и имела в виду, – говорит Гоша. – Давайте попробуем высадить дверь.
Дверь, впрочем, не поддается – похоже, приперта тяжелой деревянной колодой.
Тем временем снаружи доносятся крики, плач и вой. Подойдя к стене, Гоша выглядывает в щель.
– Вся деревня горит, – сообщает он. – Грандиозный пожар.
У реки они останавливаются перевести дух.
– Спасибо, что нас вытащил, – говорит Марина, – а то я, кажется, совсем отрубилась.