– Послушайте, сэр, я понимаю ваши чувства, но мы делаем все, что умеем делать, поверьте. Над этим делом работают без устали несколько высокоопытных профессионалов. Несколько дней назад к ним прибавилось еще трое. Уж не знаю, что еще вам сказать...
– Вы могли бы сказать, что прищучили этих выродков!
– Конечно мог бы, сэр, но это была бы неправда.
– След остывает, лейтенант.
– И это мне известно, сэр.
– Черт побери, мне нужны результаты! Но разглагольствования не принесли желаемого удовлетворения, и повесив трубку, Пол долго сидел хрустя пальцами и примериваясь по чему бы садануть.
Ленч у Скраффтса – столики на одного человека, за которыми сидят одинокие леди в чопорных шляпках. Мы все одеваемся для трапезы в чащобе, Пол вспомнил, как где-то год примерно назад в этом же ресторане он обедал с Сэмом Крейцером и как пожилая женщина, внезапно схватив стакан воды и столовое серебро, швырнула все это о настенное зеркало. Тогда это поразило его. Случись подобная ситуация сейчас, Пол всего лишь признал бы, что подобное поведение логично и даже предсказуемо. Все живут как персонажи пьесы на одного актера, которую к тому же никто не понимает; связь между эпизодами дается с таким же трудом, как и удерживание шляпы на голове в ураганный ветер.
После ленча Пол вернулся в офис и в течении часа просматривал бумаги Амеркона, которые два дня назад прислали лично от Джорджа Эна. Он внимательно запоминал все необходимые цифры и нумерации сделок, чтобы к концу следующей недели быть во всеоружии для поездки на Запад.
В половине четвертого Пол позвонил Джеку в контору, но тот оказывается находился в суде. Он постарался поймать его около пяти и преуспел.
– Ну, как она?
– Хреново.
Кожа на голове съежилась.
– Что случилось?
– Ничего особенного. Описать это сложно – словно наблюдаешь за тем, как кто-то проваливается в зыбучие пески и чувствуешь, что никак не можешь ему выкарабкаться.
– Она все еще некоммуникабельна?
– Доктора начинают поговаривать о применении шоковой терапии. Нет, не электрошока, а инсулиновых уколов.
Внезапно Пол почувствовал, насколько он устал; потребовалась наверное концентрация всех усилий, чтобы заставить распухшие глаза моргнуть. Слившись со всеми остальными кошмарами, этот оказался последней каплей.
Джек в это время говорил:
– ...форма амнезической кататонии. Она смотрит на какие-то вещи и узнает их, когда ты входишь в палату, она узнает тебя, но эмоциональной реакции – никакой. Будто у нее не возникает никаких ассоциативных связей. Можно развернуть и подтолкнуть ее и она пойдет как заводная. Ест она правда сама, но только то, что ей подсовывают под нос, и похоже ей наплевать, что именно она кладет в рот. Например, вчера вечером она съела целую тарелку телячьей печенки, а ведь ты знаешь как она ее не любила. И похоже, ничего не заметила. Все это напоминает короткое замыкание между вкусовыми центрами и мозгом или глазами и мозгом. Когда я прихожу ее навещать, она знает, кто я такой, но не узнает меня – не связывает себя со мной.
Пол слушал Джека, чувствуя, как чувства колотятся где-то в горле.