– Чё дерзкий такой? Страх потерял, что ли? Щас найдешь, – парень был настроен агрессивно.
Алексей понимал, что надо бы загасить конфликт, но парень не унимался:
– Пацаны, тут дятел один, идите сюда. С палаточкой намылился на природку.
Из зарослей вышли еще трое парней, такие же, жилистые, в спортивных костюмах, с лицами, не обещавшими ничего хорошего. Один из них, видимо, вожак, заговорил:
– Ты, мужик, шел бы отсюда. Собирай манатки и катись, откель пришел. Нечего тебе тут, тут занято.
– Кем занято? – наивно спросил Алексей, внутри которого боролось два чувства: самосохранения и гнева.
– Чё, не видишь, урод? Нами занято. Мы тут отдыхаем.
– Берег большой, всем места хватит, да и земля вами не куплена.
– Ах вот чё? Говорливый попался? Щас кукушку-то поправлю, как говорить забудешь. Вали давай отсюда, пока с тобой по-человечески разговаривают, гнида.
Алексей всю жизнь избегал конфликтов. Он умел уступить, уйти, пусть униженным, но здоровым. Он всегда потом прокручивал в голове, как надо было бы поступить, но сослагательное наклонение не давало возможности вернуть все назад. И Алексей удовлетворялся лишь тем, что все заканчивалось благополучно.
Благополучно он уступал дорогу идиотам, несущимся по встречке, благополучно уступал очередь в туалет в кафе пьяным, откинувшимся с зоны придуркам, благополучно обходил распоясавшихся мерзавцев, орущих вслед девушкам пошлости и хватающих их за подолы, благополучно претерпевал мегаватты звука, от которых дрожали стены в квартире, когда нетрезвые соседи заполночь праздновали свои тупые праздники. И тут бы ему благополучно свернуть палатку да уйти восвояси, но что-то в голове стало не так, что-то в груди сердце, стучащее под двести в минуту, забилось ровно. Гнев выплеснулся наружу и совсем затмил разум и растворил то мнимое благоразумие, что всегда держало его в норме.
– Да пошли вы, уроды!
Первый парень подскочил и попытался нанести удар в челюсть, Алексей пригнулся, кулак пролетел где-то выше, а рука Алексея, уже сжатая в кулак гневом, обрушилась на скулу парня. Тот упал, но второй раз ударить Алексей не успел, другой пихнул его ногой, повалив на траву. Алексей вскочил, махая кулаками, уже не видя соперников, иногда попадал во что-то мягкое, иногда в твердое, разбивая костяшки, пару раз пропустил удар в голову, но гнев, ведущий его в бою, адреналин, выплеснувшийся в кровь, не давали замечать боль и усталость. Да только что-то тяжелое обрушилось на затылок, спину, плечо, свет померк в глазах, и Алексей рухнул вниз лицом, ощутив лишь запах земли и травы перед отключкой.
– Ты чё, Колян? – Паша растерянно смотрел на тело, лежащее у ног, и Коляна, запыхавшегося, с березовой дубиной в руках, которая переломилась от удара.
– Так чё он махался? Мне челюсть свернул, блин.
Остальные парни отошли на шаг, пока плохо понимая, что произошло.
– Ты ж его убил! Так бы скрутили, ты, блин, думаешь чем-то или всегда жопой? Щас чё, жмурик у нас. Чё Кириллу скажем?
– Так чё, вон в овраг скинем, да и ноги делаем, – с придыханием предложил Колян, отбросив остатки дубины.
– Ты дурак, найдут – сто пятая, десятка светит.
– Не найдут. Закидаем ветками, тут никто не ходит, Кириллу не скажем, смене тоже. Все равно же гонять будут отсюда, чё-то надо им тут, раз попросили. А щас прохладно, не завоняет долго.