Естественная сила роста в саду, как и в сознании его владельца, извращена, все приходит в запустение без обновления.
Во время своего последнего визита в Сатис-хаус Пип осознает, до какой степени годы размышлений в затворничестве превратили «отвергнутую привязанность и уязвленную гордость» мисс Хэвишем в «манию монстра». Он также осознает, что «закрывшись от дневного света, она закрыла для себя бесконечно большее: в своем уединении она изолировала себя от тысячи естественных и целебных воздействий». Если бы только она взяла в руки секатор – тогда вся эта месть могла бы пойти на преображение ее сада. Вместо этого женщину поглощает обида, ее пожирает внутренний огонь, а затем сгорает дотла и Сатис-хаус.
В конце романа Пип и Эстелла случайно встречаются на том месте, где когда-то стоял Сатис-хаус. Пип замечает, что среди обломков «старый плющ вновь пустил свои корни, зеленея на низких и тихих грудах руин». Благодаря этому маленькому знаку обновления природы мы чувствуем, что жизнь Пипа и Эстеллы, возможно, разрушена не до конца.
3. Семена и вера в себя
«Мне непременно нужны семена.
Мне нужно сейчас же купить семена.
Ничего еще не посажено.
Земля моя совершенно бесплодна».
Когда мы говорим о взращивании саженцев, то эмоциональное вознаграждение, получаемое нами в результате небольшого вложения сил, может быть несравнимо больше. Понимаю, что прозвучит нелепо, но я считаю выращенную на нашей грядке спаржу собственным продолжением, поскольку это растение начало свою жизнь, еще будучи маленьким пакетиком семян в моих руках. По той же причине я испытываю трепет, когда каждую весну распускаются мои примулы-аурикулы. Я добавляю их в десерты – отвариваю сладкие цветы и присыпаю сахарной пудрой. Они получаются настолько аппетитно-вкусные, что я не могу сдержать своего восторга, и это чувство усиливается от осознания того, что когда-то я сыграла определенную роль в их появлении в нашем саду. Эти цветы – некая форма волшебства, которая приехала к нам домой в коричневом конверте с цветочной выставки в Челси.
Да, и спаржа, и примулы-аурикулы требуют терпения и настойчивости – это правда, но посейте горсть семян тыквы, и с большой долей вероятности по осени эти семена дадут больше, чем вы сможете съесть. Эта способность природы к изменению – настоящее чудо, и оно нигде в нашем саду не не проявляется так ярко, как в урожае тыкв, который наша компостная куча дает каждый год, и все это из нескольких семян и отходов.
Садоводство, в отличие от других творческих занятий, таких как живопись и музыка, более доступно, поскольку обеспечивает вам успех еще до того, как вы успели начать; семя внутри уже несет весь свой потенциал – садовник просто помогает ему раскрыться.
Психологическое значение этого я поняла во время работы с проектом по озеленению, проводимым в тюрьме. Тогда я брала интервью у одного из участников, назовем его Сэмюэль. В течение последних тридцати лет он практически постоянно сидел в тюрьме, главным образом за преступления, связанные с наркотиками, выходя на свободу лишь ненадолго и попадая за решетку вновь. С жидкими седыми волосами и лицом, изборожденным морщинами, он выглядел побежденным жизнью и обстоятельствами, а когда он говорил о своей семье, я видела, насколько его гложет чувство стыда и собственной несостоятельности. Сэмюэль знал, что подвел их, и чувствовал, что они потеряли всякую веру в его способность изменить свою жизнь и быть честным человеком.
В этот раз его пребывание в тюрьме отличалось от предыдущих. На территории тюрьмы проводился проект по садоводству, и Сэмюэль, весьма далекий от этого, решил попробовать. Он рассказал мне о телефонном разговоре со своей восьмидесятилетней матерью, который состоялся за несколько дней до нашей с ним встречи, вскоре после сбора урожая тыквы, которую он помогал выращивать. Впервые за десятилетия у него были позитивные новости – то, чем он гордился. В разговоре с ним его мать вспомнила о собственных занятиях садоводством, и, рассказывая о цветах тыквы, которые ей всегда нравились, он почувствовал, как связь между ними восстанавливается: «Для нее было радостью слышать меня и при этом не беспокоиться обо мне».
Казалось, что все в прошлом Сэмюэля было против него, но урожай тыквы стал первым весомым доказательством того, что в нем что-то могло измениться. Как он выразился: «Если ничего не меняется, то ничего и не изменится; значит, нужно что-то менять собственными руками. И я решил включиться». Вновь обретенное чувство возможностей, которое он открыл для себя в саду, вылилось в то, что он записался на стажировку по садоводству, которую планировал начать, как только его освободят.
Любой новичок в садоводстве неизменно беспокоится о том, будут ли благополучно расти его растения. Но когда новая жизнь проклевывается и мы становимся свидетелями постепенного роста, какими же вдохновленными мы себя чувствуем! В основе этого переживания, придающего нам силы, мне кажется, лежит определенный феномен – людей привлекает наблюдение за ростом чего-либо.
Если вы уже опытный садовод, то за постоянной работой с землей легко забыть о магии неожиданности, подкрепляющей этот феномен. Однако я не думаю, что это волшебство когда-нибудь исчезает полностью. Недавно я столкнулась с подтверждением этому в действиях своего мужа Тома. Несколько саженцев древовидных пионов, которые он посеял почти три года назад, вдруг проросли в лотке, и с ухмылкой на лице, словно мудрый и проницательный садовод, он произнес: «Это еще одно доказательство того, что всегда стоит подождать».
В книге Майкла Поллана[52] «Вторая натура» (“Second Nature”) описывается детское воспоминание автора, в котором можно увидеть этот феномен в действии. Поллану четыре года. Он в семейном саду, прячется в кустах. Осматриваясь, мальчик замечает «испещренный штрихами зеленый мяч, висящий в переплетении лоз и широких листьев». Это арбуз. Он пишет, что при этом испытал чувство «сродни нахождению сокровища», но в то же время гораздо грандиознее этого. Он объясняет: «Затем я осознаю связь между этим арбузом и семечком, которое я посадил или, лучше сказать, выплюнул и закопал за несколько месяцев до этого:
Слова, которые бросились мне в глаза, когда я читала этот отрывок, были: «
Психоаналитик Марион Милнер[54] открыла для себя творческую силу феномена роста, когда училась рисовать, о чем она написала в книге «О том, как не уметь рисовать» (“
Хотя мы никогда не сможем получить доступ к субъективным переживаниям самого раннего этапа жизни, чтобы подтвердить или опровергнуть эту идею, мы видим, насколько маленьким детям нравится верить в то, что они более могущественны, нежели это есть на самом деле. Эту иллюзию нужно разрушать очень осторожно, поскольку она составляет основу веры в себя. Слишком сильно и слишком рано – плохо, потому что тогда чувство малости и уязвимости у ребенка может стать для него сокрушительным открытием. Однако это не означает, что данную иллюзию нужно явным образом поощрять, ее нужно лишь слегка поддерживать. Мы видим, как она проявляется в детских воображаемых играх, которые компенсируют чувство беспомощности ребенка и позволяют ему испытать «радость от того, что они являются причиной»[56] происходящего. Тем не менее иллюзия, а также чувства, ею порождаемые, проявляются не только в детстве. Винникотт и Милнер пришли к выводу, что многие из наших самых богатых и вдохновляющих переживаний во взрослом возрасте связаны с аналогичным чувством творческой иллюзии.