3. В общем, выбрал Джек третий вариант. Не говоря дурного слова, взял он Даму за шиворот, выволок из Дома, который построил Джек, и скормил близлежащему крокодилу вместе со всем ее энтузиазмом.
На следующий день, когда это кровавое преступление стало известно народу Дома, поднялась большая буря. Одни наконец прочли то, что было написано на двери, остро прочувствовали отсутствие демократии и удалились молча. Другие, исполненные благородного негодования, закричали, что дом, который построил Джек, построен неправильно и его надо перестроить, а то так жить нельзя. И сразу ушли, не дожидаясь никакой перестройки. В общем, раскачали кораблик с домом до того, что чуть тот не потоп.
Однако большинству гостей эта Дама была до фени, а некоторых она таки достала своей клинической простотой, и, в общем, качка стала успокаиваться…
Но тут появилась Педагогическая Дама, вся строго правильная и перпендикулярная, которая перед всеми гостями строгим командирским голосом стала отчитывать Джека за неправильное поведение и несоответствие высоким правильным Принципам Всего на Свете. Джек к тому моменту уже немного перенервничал (хотя никому не признался бы в этом), поэтому он взял Ученую Даму в охапку вместе с ее высокими правильными принципами и скормил все тому же близлежащему крокодилу.
Крокодил принял даму на ура, но жаловался, что у него случилась изжога от высоких правильных принципов.
Опять народ стал волноваться, кричать: «Демократия! Свобода! Но крокодилы – никогда!» Опять… В общем, Джек переждал и эту бурю.
И только начало успокаиваться брожение умов, как откуда ни возьмись, наверно прямо из космоса, появилась Макароническая (верит в бога Макарона, почему верит – кто ее знает) Дама и завела общественную дискуссию о высоких качествах Дамы номер один (Высоких Моральных Качеств) и о ее благодеяниях человечеству, и не попросить ли крокодила выдать нам обратно обеих предыдущих Дам, и как нам перестроить дом, который построил Джек, в лучших принципах гуманизма и макаронической этики…
Народ опять начал соображать, не забродить ли ему умами и не раскачать ли домик, но у Джека технология уже была отработана к тому времени: левой рукой очередную Даму за шкирку, правой рукой открывается дверь, крокодил открывает ротик… Ложечку за маму, ложечку за…
А потом… а потом Дамы как-то кончились, Джек и народ занялись повседневными делами, и только крокодил некоторое время при скрипе двери в доме, который построил Джек, автоматически открывал пасть, одновременно жалуясь на переедание и обещая начать сбрасывать вес прямо завтра…
Несданные экзамены
Если я что и могу делать хорошо, так это сдавать экзамены. Если бы я знал врачебное дело так, как я умею сдавать экзамены, я был бы уже Гиппократом. Поэтому, естественно, в моей памяти запечатлелись именно те из экзаменов, на которых я потерпел фиаско. Без права на переэкзаменовку.
Во времена ICQ и прочих интернетных чатов переход знакомства виртуального в знакомство реальное представлял собой очень болезненный момент. Никакие часы, проведенные в болтовне на интеллектуальные и эмоциональные темы, никакие обмены фотографиями не могли полностью подготовить тебя к первому живому свиданию, поскольку образ партнера приходилось достраивать с помощью собственной фантазии, и шансов, что этот образ развалится на куски сразу, было гораздо больше, чем наоборот…
Я приехал к назначенному месту у большого торгового центра, где мы наметили выпить кофе ранним вечером, минут на пятнадцать раньше условленного времени и курсировал по тротуару. На мне был наряд, в котором я прожил большую часть своей израильской жизни, – на нешироких плечах майка бежевая чистая, джинсы опять же чистые и сандалии.
Ну, лицо мое вам знакомо, и даже в раннишние времена меня с Аленом Делоном объединяло только неупотребление одеколона внутрь.
На тринадцатой минуте я обнаружил, что моя девушка уже приехала и смирно сидит в своей «тойоте» уже несколько минут, видимо пытаясь вычислить меня среди всех прохожих…
Я подошел поближе. Она сидела вся такая, в очень маленьком черном платье и дизайнерских очках, благоухая строгими духами. Я нагнулся к окошку и представился. Девушка обратила на меня свои миндалевидные глаза и, не отрывая рук от руля, сообщила, что очень спешит и из отведенных на меня десяти минут семь уже прошли. Не хочу ли я посидеть рядом с ней оставшиеся три минуты и поговорить? Тут я засмеялся, забрал зачетку и ушел.
В один прекрасный день мне захотелось копченой рыбки. Я вообще люблю копченую рыбу, хотя в этой любви нет никакого исступления. Но иногда всеми, наверно, нами внезапно овладевают столь сильные желания, что продолжение жизни без немедленного их исполнения представляется совершенно невозможным…
Доработав все-таки свой день, я поехал в роскошный русский гастроном, незадолго до этого отбивший очередную попытку местного раввината завернуть его в лоно кашрута.
Зашел в сияющие стеклянные двери, миновал колбасный развал, где сервелаты и салями всех мастей и всех степеней копчености и примазавшиеся к ним всяческие окорока и рулеты источали одуряющие некошерные запахи, миновал прилавок солений с огурчиками малосольными домашними и черными маслянистыми маслинами из Марокко и оказался у рыбного отдела.
О, кисть Рембрандта замерла бы здесь в безмолвном восторге. Теплые янтарные тона развратных астраханских балыков переходили в более строгие прохладные краски сушеных лещей… почти черный тунец и вызывающе красная семга… Их было двадцать… или шестьдесят… или сто пятьдесят видов восхитительных копченых, вяленых и сушеных ихтиозавров, подобно блудницам вавилонским взывавших из-за стекол…