Себастьян недоуменно смотрел на Элизу.

Щеки ее порозовели, Элиза горько усмехнулась.

— Той, у которой было двадцать тысяч фунтов в год. У меня же был слепой отец и более скромное приданое. Прошу заметить, вполне приличное, но его даже сравнивать нельзя с приданым той леди. Подозреваю, что она решила его финансовые проблемы.

Себастьян не мог даже представить такого.

— Он держал меня за дуру. И никогда не думал жениться. Он постоянно лгал мне, хотел только соблазнить и — не стану вас обманывать — преуспел в этом. А потом оказалось, что я последняя в Лондоне, кто не знал о его помолвке. — Элиза вновь засмеялась, на сей раз глядя в потолок. — Правда раскрылась на одном из званых ужинов, когда хозяин дома встал и произнес тост за недавнюю помолвку. И я… — Она вздохнула и посмотрела на принца. — Достаточно сказать, что я отреагировала совсем неподобающе.

— Део! — воскликнул он. — Боже! Элиза, мне так…

— Прошу вас, — взмолилась она, перебивая его. — Это случилось десять лет назад. Уже все перегорело. — Она еще пригубила вина.

Разве возможно, чтобы мужчина столь отвратительно обошелся с женщиной? В особенности с Элизой? Он понимал, что двигало тем мужчиной, ведь Элиза была красавицей. Но почему так жестоко? А как же моральные ценности?

— Это неслыханно! — Себастьян опустил взгляд в тарелку. — И второго шанса не случилось?

— Не совсем так… Мистер Норрис был довольно настойчив, но он искал себе служанку, а не жену. Не знаю, как у вас в Алусии, но здесь, в Лондоне, когда женщина… — она запнулась и постучала пальцем по губам, как будто подбирая правильное слово, — пользуется дурной славой… да, пользуется дурной славой… И если за ней тянется шлейф дурной славы, то перспективы ее туманны. А когда она становится старше, как, например, я, за ней уже не стоит очередь поклонников. Перестают приходить приглашения. На нее навешивают ярлык старой девы, и, когда она идет по улице, никто ее не замечает. Она становится невидимкой. Она помогает отцу с законами, и никто не обращает на нее внимания. Она становится его тенью. — В ее улыбке сквозила грусть. — Ирония судьбы? Мне кажется, что правила, которые ограничивают меня, такие же непоколебимые, как и те, что ограничивают вас. С одной только разницей: вы у всех на виду и для всех желанны.

Себастьян ужаснулся. В Алусии для того, чтобы сделать хорошую партию, требовались молодость, энергичность и богатство. Но Элиза была такой живой и красивой. Другой такой не найти, и он предполагал, что разумные мужчины должны оббивать пороги ее дома каждый день, наперебой домагаясь ее внимания.

Уж он-то точно его добивался.

— Вы только посмотрите, я вас напугала! Не стоит бояться, в особенности из-за меня! — весело произнесла она. — Жизнь сама все расставит по своим местам. Я нужна своему отцу. Помогаю ему в работе, и так уж случилось, что я довольно неплохо разбираюсь в законах. И в часах.

Она улыбнулась, а Себастьян подался вперед, накрыл ее руку своей ладонью.

— И вы довольны своей жизнью, Элиза? И большего не желаете?

Казалось, вопрос смутил ее.

— Я не… нет. Нет, я большего не хочу. Зачем мечтать о большем? Жизнь моя не изменится. И я ни с того ни с сего не стану матерью десятка маленьких принцев. Единственное мое желание — чтобы отцу было спокойно и уютно. — На мгновение она отвела взгляд. — И, быть может, немного мир посмотреть. Хотя бы выехать из Лондона.

Себастьян откинулся на спинку кресла, его рука соскользнула с ее ладони. Он хотел для нее большего. Он хотел все бросить к ее ногам. Она заслужила иметь все.

— Ну как, вы не слишком шокированы? — поинтересовалась она.

— Ничуть, — негромко ответил он. — И вы для меня не пустое место. Я хорошо понимаю вас.