Глава 4

Сон во сне, или Просто Мария

В тепле нагрянул отличный сон. Александр на темно – синей «Вольво 940» выезжает со двора ВГУ и выворачивает на улицу Докучаева. Рядом сидит Мария, его однокурсница, в желтом коротеньком платье, с синим платочком, повязанным на шее, смотрит на него голубыми влюбленными глазами. Она прекрасна, как всегда. Яркий свет солнца, проходя сквозь ее кудрявые золотые волосы, создает некий солнечный ореол или даже нимб. Как же сильно он любил ее! И любит сейчас, и, наверное, будет любить вечно. Его первая и последняя истинная любовь – Мария. Александр полюбил ее не сразу, а где-то ближе к концу второго семестра. Он запомнил этот день с того мига посекундно. Мария сидела в крайнем ряду, на две парты дальше, чем Александр со своим ближайшим другом Михаилом. Она никогда не снимала очки в толстой коричневой оправе, слишком громоздкой и непропорциональной для черт ее изящного лица. Эти очки придавали Марии вид строгой школьной учительницы математики.

Случилось это майским утром, как раз после возвращения Александра из очередного шоп-тура, из Турции. Это была первая лекция за восемь дней, остальные из-за поездки пришлось прогулять. Профессор начал с пятиминутной микролекции о безобразном поведении некоторых студентов типа Аксенова, которые, имея колоссальный талант и обучаемость, пропускают занятия неделями. Аксенов, конечно же, извинился, и преподаватель наконец перешел к теме лекции. В один из моментов, когда не надо было конспектировать, Александр обернулся назад – посмотреть на курс, на друзей, кого не видел больше недели, и его взгляд остановился на ней, на Марии. Мария в этот момент снимала очки! Сняла их и изящным движением головы откинула волосы назад. И начала пальцами массировать переносицу рядом с бровями и потом веки. Он никогда не видел ее без очков. Это было какое-то колдовство: как мог он раньше не замечать, как она безумно, неописуемо прекрасна! Эта загадочная, мечтательная улыбка, напоминающая улыбку Моны Лизы, эти ясные, как майское небо, глаза, которые постоянно были спрятаны под большими линзами очков, этот нос, брови, руки, плечи – все было в ней прекрасно, невероятно воздушно и нежно. Она была сказочная. Он не мог отвести взгляда и именно с этого взгляда влюбился в нее бесповоротно и навсегда. Но собственного восхищения ему показалось мало…

– Миш, Миш, – позвал шепотом друга Александр, – ну-ка, глянь на красоту. Это ж надо… Куда мы смотрели все это время?

И показал ему Машу. Лучше бы не стал этого делать.

– Кого ты там еще разглядел, романтик ты наш неисправимый? – буркнул Миша и обернулся.

Улыбка застыла на лице Миши. Он замер, его глаза словно отражали Машу и только ее, это длилось полминуты, и затем он медленно выговорил: «Зачем ты мне показал ее… за-а-чем? Я люблю ее, Саня, не могу без нее, она моя и только моя, все! С этой секунды либо она моя, либо меня нет на белом свете».

Александр все понял. У друга любовь. Любовь, как на тот момент думал Александр, посильнее и поглубже, чем у него самого. И, конечно же, он, Александр, не должен мешать другу. Он не имеет морального права говорить о своей любви и другу, и возлюбленной, добиваться взаимности со стороны Маши. Одним словом, надо уступить любовь. И он уступил…

Они сидели в машине вдвоем, без Мишки, который любил без ума Марию и ради которого Александр заткнул свое чувство далеко в глубь своего большого сердца. И стало легко, просто. Не было того болезненного ощущения, что преследовало Алекса постоянно. Особенно когда он сидел в Мишиных «Жигулях» шестой модели, рядом с Мишей, а на заднем сиденье расположились Маша и Ольга. Миша постоянно твердил, что если Маша не будет с ним, то он бросится с моста: не может жить без нее. И как же смог бы Александр рассказать Маше о своей любви? Как он посмел бы, пытаясь заполучить ответное чувство Маши, толкнуть лучшего друга на самоубийство? Александр принял на тот момент самое идеальное и искреннее решение: помогать другу и забыть Машу. И для помощи Мише он, Александр, начал ухаживать за Олей, Машиной подружкой.

Это было тотальное страдание для всех, ибо сам Александр чувствовал, как тянется к нему Маша, а не Оля. Хотя исправно, как порядочный друг, он выталкивал Машу в объятия Миши – невзирая на то, что ощущал себя рыбой, вытащенной из воды. Ему было плохо. Александр видел себя самым последним человеком на земле и одновременно самым хорошим другом. Он понимал, что предает самое возвышенное чувство во вселенной, понимал, что такое чувство приходит в жизни однажды и любовь не простит его. Но также понимал, что идет на колоссальную жертву ради друга, настоящего друга, который всегда спешил на выручку в трудную минуту и ради которого он, не задумываясь, отдал бы жизнь…

Но однажды он понял, насколько был не прав, – когда всего лишь одним взглядом Мария объяснила ему, что к чему. Он помнил этот случай всегда, и ему было жутко при вспоминании об этом взгляде при каждой встрече с Машей.

Но во сне-то, рядом с Машей в «Вольво», не было этого щемящего ощущения – от того, как он ударил в грязь лицом в последний раз в глазах Маши. Тогда они вчетвером отправились в кино, и он, подойдя в кинозале к их ряду кресел, заметил, что за ним между рядами собирается продвинуться Маша, а не Ольга. В этот момент, почувствовав грусть – именно почувствовав, а не увидев! – в глазах у Миши, он, Александр, отступил на шаг назад и пропустил в ряды своего друга, а после и Машу, потом Ольгу и только в конце пошел сам. Получилось так, как хотел его друг. Он сидел рядом с Машей, а Александр оказался по соседству с Олей. Все сложилось хорошо, но на душе у Александра было отвратительно. Все дело в том, что в последнюю секунду, прежде чем пролезть в предложенной им очереди, Маша подняла на Александра свои прекрасные голубые, как майское небо, чистейшие глаза. В светлой синеве ее глаз он увидел то, что никогда не смог бы высказать одним словом. В этом взгляде было все: и разочарование, и жалость к нему, и ненависть, и любовь, и сожаление, и отвращение, и пустота, и потерянность, и безразличие, и уже презрение. Она как бы хотела сказать: «Ну и дурак же ты, парень, мне не нужен ни твой друг, папин сынок на «шестерке», ни его адидасовские кроссовки, ни его телячий взгляд… мне был нужен ты, а ты-то всего лишь кретин, возомнивший себя рыцарем ордена тамплиеров!!!»

Не было ни этого ее безжалостного взгляда, ни отвратительного ощущения Александра от него, и все было сказочно в том сне…

Да, «Вольво» – это машина! Вот оно, настоящее удовольствие, и он едет так быстро, так приятно, так легко!.. И все вокруг такое же быстрое, приятное и легкое. И она рядом, его Мария. Та, которую он любил всей душой. Прикоснуться бы губами к ее рукам, кончикам тонких пальцев – ничего не жаль за это отдать! Да, он готов был отдать ради нее все, даже свой станок по обработке хрусталя…