«Ой…»

Это было единственным, что смогла выдавить из себя Аннабелль, понимая, что нужно хоть как-то, хоть чем-то заполнить тишину, разросшуюся до колоссальных размеров и начавшую уже напоминать вакуум, затягивавший в себя всё: звуки, мысли, проблески идей. На большее её не хватило при виде хозяина замка. Перед ней стоял человек (хотя даже в этом не было полной уверенности) высокий, намного выше её самой; Аннабелль едва доставала ему до плеча. На нём был далеко не новый костюм для верховой езды, когда-то он был богато украшен, но большая часть украшений отвалилась, оставив после себя дырки и вмятины на плотной ткани и коже. На плече куртки оставался фрагмент вышивки; понять, что на нём, было сложно; то ли это был цветок, то ли крыло, то ли глаз. Лица человека не было видно, оно было скрыто широким капюшоном, в тени которого с огромным трудом удавалось рассмотреть хотя бы контуры. От этой безликости сразу становилось неуютно, а при вполне разбойничьей внешности хозяина замка делалось ещё и страшно. Он стоял, наклонив голову, и, скрестив руки на груди, смотрел на девушку неподвижным взглядом статуи. Казалось, что он ждал, каковыми будут дальнейшие действия девушки. Во всей этой ситуации Аннабелль не нашла решения лучше, чем упасть в обморок, предварительно улыбнувшись, то ли радуясь своему спасению, то ли новому знакомому. Тот только фыркнул, оглядывая распростёртое по мрамору тело и, обречённо вздохнув, поднял девушку с пола.

Анна очнулась уже на закате, в той же комнате, что и накануне. Теперь, в лучах солнца, она выглядела так же, как и весь остальной замок: заброшенная, запущенная, забытая. По полу, как перекати-поле, катались клочья пыли, такие большие, что ими впору было играть в снежки, обои с красивым узором выцвели, а в некоторых местах были затёрты настолько, что виднелась голая стена. К шкафам и столам, которые Анна бесстрашно обследовала ночью, теперь было невозможно подойти: они были покрыты паутиной, иногда то тут, то там пробегала огромная черная восьминогая тень, тряся своим мохнатым брюшком. При виде пауков девушка вздрагивала и сильнее куталась в одеяло, грозившее вот-вот развалиться у неё в руках. За исключением пауков в комнате девушка была абсолютно одна. В ногах кровати она увидела аккуратно сложенный наряд. Им оказалось платье, прекрасно сохранившееся в отличие от всего остального в замке, красивое, подходящее для долгих прогулок по лесу, но изначально явно не предназначавшееся Аннабелль. Она вздрогнула при мысли, что ей придётся надеть чужую одежду; к такому она не могла привыкнуть даже за месяцы скитаний. Ей привычнее было голодать, браться за самую неприятную работу, но потом купить отрез ткани или уже готовое платье, но своё, а не вытащенное из чужого шкафа. С другой стороны, это мог быть жест щедрости со стороны хозяев и было бы невежливо отвергнуть его, особенно после всего произошедшего. Анна поморщилась и, спустив ноги на запылённый пол, переоделась. От мысли, что она в который раз уже изменяет собственным принципам, на душе стало омерзительно плохо. К тому же воспоминание о юных волшебниках, оказавшихся в лесу из-за неё, резало не хуже ножа. Девушка бессильно опустила руки и несколько минут стояла, глядя в пустоту, в полной мере осознавая, какое она чудовище, раз смогла так поступить с бедными, загнанными в угол детьми. Она действительно могла бы уйти с ними к ведьме, может, её и не ждало бы ничего страшного, а если и ждало — что с того? Она и так не сделала ничего значительного, а когда ей представился шанс спасти хотя бы эти четыре жизни, она предпочла им себя.

В дверь постучали. «Сейчас!» — ответила она, возвращаясь к реальности. Быстро завершив переодевание, она бросила своё старое, перепачканное и изорванное платье на кровать и вышла из комнаты. В коридоре её ждал хозяин замка. Он демонстративно окинул девушку взглядом и, вроде бы, оставшись довольным, кивнул ей, предлагая следовать за собой. Он не произнёс ни слова, а Аннабелль было слишком неуютно, чтобы заговорить с ним. Она следовала за своим провожатым, сверля взглядом его широкую спину.

Закат залил коридор алым светом, заставляя все цвета сиять, пробиваясь сквозь толстый слой праха прошедшего времени. Напоследок солнце набросило на запущенный замок маску новизны и блеска, так что в последних лучах позолота и стекло сверкали, как новые, к многочисленным пасторалям вернулись лёгкое очарование и яркие, насыщенные цвета, и только резкие, грубые тени, напоминали, что это лишь обман. Но скоро должна была опуститься ночь и поглотить все тени, не оставляя шансов заподозрить, что всё в этом замке словно умерло. А вместе с этим должны были вернуться те люди, которых Аннабелль видела в зале. В другой ситуации её охватил бы азарт при возможности увидеть их и узнать, кто же они такие, но переполнявшие девушку горечь и презрение к самой себе обесцветили все её эмоции.

— Что Вы сделали с теми детьми? — спросила она, едва шевеля губами, и исподлобья посмотрела на хозяина замка. Тот окинул её беглым взглядом через плечо и вновь отвернулся. Аннабелль поджала губы и, хлопнув себя по лбу, с неохотой попробовала снова: — Я благодарна Вам за моё спасение. И за заботу. Могу я узнать судьбу детей, от которых Вы спасли меня? — она впилась в него пытливым взглядом в надежде, что в этот раз всё сделала правильно. Хозяин вновь обернулся с коротким смешком, неопределённо кивнул и отвернулся. Девушка поняла, что её новый проводник не разговорчивее Мартина, как вдруг он сбавил шаг и поравнялся с ней.

— Это милосердие или совесть? — спросил он.

— И то, и другое, — ответила Анна, успев возмутиться насмешливостью его тона.

— Так я и думал, — произнёс он и открыл перед нею дверь, жестом приглашая войти. Аннабелль застыла, сверля его взглядом, дающим понять, что она стойкая, готова идти до конца, а в конкретно данной ситуации просто не знает, от чего защищается, но защищаться будет до последнего вздоха.

— Проходи. Ужин подан, — спокойно сказал он, по его голосу нетрудно было догадаться, что терпение его на исходе. Он дождался, когда девушка пройдёт вперёд, и зашёл следом.

Они были в одной из столовых, выглядевшей чуть опрятнее всех остальных комнат, которые довелось увидеть Аннабелль. Здесь всё было таким же выцветшим и затёртым, подсвечники и лампы скрывались под толстыми слоями воска, как рыцари в доспехах, но продолжали держать свои копья-свечи. В глаза бросался вычищенный до блеска длинный стол, рассчитанный на пару десятков человек, но такой пустой, что вызывал гнетущую тоску. На одном его конце стояли два прибора, таких же чистых, напоминавших праздничный сервиз. Такой хранится у каждой хозяйки в герметичном шкафу и достаётся в двух случаях: либо во время генеральной уборки, либо на свадьбу. Мужчина опередил Аннабелль и отодвинул ей стул у предназначавшегося ей места. Девушка, уже привыкшая к жизни среди простого народа, где такие формальности не приняты и действует закон: «кто не успел — тот опоздал», удивлённо подняла бровь. Она никак не ожидала встретить светские манеры в такой глуши. Но, поразмыслив немного, она решила, что от человека, судя по всему давно живущего в заброшенном замке в сердце леса, можно ожидать и не такое. В голову ей одна за другой начали закрадываться жуткие мысли, но Анна всячески отгоняла их от себя, надеясь, что страхи так и останутся страхами. Изобразив улыбку, она села на предложенное ей место. Клод сел во главе стола, девушка оказалась по правую руку от него. Он обернулся к Аннабелль и уставился на неё неподвижным взглядом, который она ощущала кожей, несмотря на непроницаемую черноту тени на его лице. Девушка растерялась и, вздрогнув, отвела взгляд от своего пугающего спутника на стену, сделав крайне заинтересованное лицо, будто впервые в жизни видела стену, а раньше знала о её существовании только по сказкам. В голове волчком крутилась мысль: «нужно завязать беседу», поглощавшая все остальные мысли, либо же выбрасывавшая их прочь, посчитав ненужными. Она снова посмотрела на хозяина замка: тот оставался всё в той же позе, словно статуя. Вдруг из глубины тени капюшона донеслось задумчивое, рокочущее: «кто же ты такая?», будто всё это время сверливший её взглядом человек задавался этим вопросом и, не найдя ответа, решил попросить подсказки.

— Анна, — пробормотала девушка, чувствуя, как в комнате резко начинает холодать. — Аннабелль. А Вы — Клод? — спросила она срывающимся от волнения голосом. Видит Бог, ей действительно было бы комфортнее в комнате, заполненной теми странными, исчезающими людьми, которые смотрели бы на неё, как на чужачку, чем вместе с этим безликим человеком, разглядывающим её, как… Она даже не знала, как что.

— Да, belle, — кивнул он, меняя положение. — А кто ты?

— Я только что ответила Вам, — пожала она плечами, тело одеревенело и толпы мурашек беспрепятственно пробегали по нему вверх и вниз. — Меня зовут Аннабелль. Я путешествую. Шла к морю, а оказалась здесь, — она неловко улыбнулась, сама удивляясь тому, как это произошло.

— Откуда ты? — спросил Клод, его металлический голос звенел, выдавая недоверие. — Почему ты нужна была ведьме?

— Не знаю, — ответила Аннабелль, скосив взгляд. — Мне никогда не встречалось ни одной ведьмы.

— Странно, — произнёс он, наконец-то отвернувшись от неё. Девушка облегчённо вздохнула, её руки тряслись, а дыхание сбилось, как будто последние несколько минут её зверски пытали, а не разговаривали с ней в несколько гнетущей атмосфере.

Свечи разгорелись и осветили появившиеся на столе многочисленные тарелки, вазы со свежими фруктами, горячее, бутылки с вином, десерты, больше напоминавшие произведения искусства. Вдруг Аннабелль поняла, насколько она проголодалась, и теперь в ней боролись скромность и восхищение перед всем разнообразием угощений, какого она давно не видела. Хозяин замка заметил её смущение и, усмехнувшись, положил себе на тарелку большой кусок мяса, предлагая девушке следовать его примеру и не стесняться. Он ел, не снимая капюшона и перчаток, как разбойник, но при этом не шумя, не издавая вообще никаких звуков и почти не двигаясь, как аристократ. Скромность тем временем победила в Аннабелль. Девушка ела, давясь каждым кусочком, чувствуя скребущуюся внутри жадность, и повторяла про себя, словно заклинание: «сиди ровно, спину прямо, нож в правой, вилка в левой, не наклоняться, по сторонам не смотреть». С горечью она вспоминала эти слова и то, как раньше она ненавидела их. Пожалуй, даже сейчас, произнесённые посторонним человеком, они вызвали бы у неё вспышку гнева, но вспоминать прошлое, даже самые неприятные его моменты, самостоятельно — это немного романтично и поэтично и вызывает только лёгкую тоску по прежним дням.

Когда трапеза закончилась, хозяин несколько раз хлопнул в ладоши. За одну секунду стол опустел, на нём остались лишь подсвечники и два бокала вина. Анна не спешила брать свой, вновь борясь с дурным предчувствием. Клод долго смотрел на девушку, держа в руке свой бокал в ожидании, что Анна составит ему компанию, но, поняв ход её мыслей, лишь усмехнулся и поменял их бокалы местами.

— Теперь спокойнее? — спросил он всё с той же насмешкой в голосе.