— Не дети, — задумчиво произнёс Клод. Они вернулись на этаж, с которого Аннабелль и начала свой путь. Перед ними были две двери, одна — цвета слоновой кости, другая — красного дерева.

— Это две анфилады, они делят этаж на мужскую и женскую половины.

— Видела.

— В центре находится круглый зал. Небольшой, его второе название — малый. Вполне подходит, если захочется потанцевать.

— Я его видела. Там были люди… Вы назвали их призраками, — вспомнила она, отчего-то радуясь своей осведомлённости.

— Да, что касается их — есть несколько правил. Тебе нельзя с ними разговаривать, если не хочешь ненужных приключений. Не покидай свою комнату после захода солнца, — настойчиво сказал он. — Мои слуги будут следить за тем, чтобы на закате ты уже была в своих покоях.

— А что будет, если я ослушаюсь? — самоуверенно произнесла она прежде, чем успела удивиться собственной дерзости. Клода, однако, это не разозлило; девушке даже показалось, что она слышит довольную усмешку.

— Ничего хорошего, — спокойно сказал он. — Это всё, что я могу тебе сказать.

— Как пожелаете, — с напускным безразличием сказала она. — Ещё какие-нибудь запреты?

— Пока — нет.

    Они прошли через анфиладу. Аннабелль не уставала удивляться тому, как быстро она свыклась с мыслью, что ей придётся остаться в замке, наполненном призраками, с хозяином, лица которого она не знает, больше всего её поражало, что она пока что даже не пыталась приподнять завесу этой тайны. Как будто всё в замке говорило ей, что делать этого нельзя, а девушка просто не спешила. Клод привёл её в один из салонов, выполненный в пастельных тонах. Всюду были цветы. До ужаса милые розы и маргаритки, смотревшие на Анну с обоев, ваз, сервизов, обивки. Хозяин снял с полки какой-то наугад выбранный томик и подал его девушке.

— Наслаждайся своим временем здесь, belle, — сказал он, давая понять, что теперь она будет предоставлена самой себе. Девушка разочарованно посмотрела на него, ища причину, по которой хозяин замка отменил предложенную им самим же экскурсию. Она задумчиво опустила взгляд на обложку книги.

— Я читала этот роман, — скучающе произнесла она. — И, наверное, все остальные книги, которые есть в этой комнате, — она посмотрела на хозяина замка виновато, но не скрывая триумфа. — У Вас нет библиотеки?

— Конечно, есть, — он достал из кармана сложенный несколько раз лист бумаги и протянул его девушке. Голос его сделался чуть довольнее и даже дружелюбнее. — Это летняя резиденция их Величеств, тут есть всё: библиотека, оружейная, бальный зал, десяток столовых. Развлекайся.

— А Вы?

— Я уже давно нашёл себе развлечение, — произнёс он, спеша уйти.

— Как пожелаете, — сказала девушка и села на диван, всем своим видом давая понять, что больше не удерживает хозяина замка. Человеку, долгое время прожившему в одиночестве, трудно привыкнуть к неожиданному соседству, она понимала это так же, как понимала, что ей предстоит изучать замок в одиночестве. Что ж, она была к этому готова. Во всяком случае, в этом она уверяла саму себя.

    В глубине души Аннабелль надеялась, что хозяин замка не бросит её на окончательный произвол судьбы и изредка всё же будет посещать её хотя бы чтобы проверить, не умерла ли она от скуки. Такая глупая смерть не входила в планы девушки и всё же не исключалась. В конце концов большинство людей умирало именно так, если только не участвовало в революциях и войнах. На несколько минут её одолели невесёлые мысли. Они пробегали перед глазами сплошным мерцающим потоком образов так, что их было почти невозможно различить, и уносили девушку за собой. Вдруг ей отчего-то подумалось, что всё это похоже на искры и дым, все эти бесконечные вереницы образов, которые она не могла остановить. Они приносили только боль, как от старых, затянувшихся ран, которые не должны болеть, не могли. Боль осталась лишь в воспоминаниях, но воспоминаниях настолько ярких, что чувствовалась, как настоящая. Огромных сил девушке стоило сбросить этот дурман. Безделье делало Аннабелль почти беззащитной перед этими воспоминаниями, терзавшими её измученную память. Дрожащими руками девушка поправила платье и решила продолжить самостоятельное изучение замка. Она взглянула на оставленный ей Клодом план.

    Весь лист был покрыт чертежами. Они были расположены совершенно хаотично, в разном масштабе, так что едва заметная схема первого этажа находилась перпендикулярно огромному чертежу третьего, на котором были отмечены все комнаты и даже расположение мебели. Часть комнат была закрашена, некоторые — подписаны мелким нервным почерком, будто в спешке. Ориентироваться по такой карте было достаточно сложно и Аннабелль поставила себе целью как-нибудь, когда у неё найдётся свободное время, перечертить этот план заново и хотя бы так, чтобы им можно было пользоваться без опасения умереть, заблудившись в коридорах. Вспомнив о том, что свободного времени у неё теперь более, чем предостаточно, она решила этим и заняться, но сперва найти место, где ей удалось бы достать хоть какие-нибудь письменные принадлежности. В поисках ответа она недоверчиво обратилась к плану. Ответ не спешил открыться её взору.

Аннабелль повертела план в руках, посмотрела на просвет в надежде найти ответ хотя бы на вопрос: «где я?», а потом уж поинтересоваться: «в каком направлении идти?». Солнечные лучи прошли сквозь бумагу, она засветилась нежным, странным, чарующим светом, казавшимся почему-то волшебным, хотя ничего волшебного в нём не было: он прошёл сквозь листок и выполненные на нём чертежи, как через неплотное, растекшееся по небу облако. Линии проступили ярко, отчётливо, как будто были начерчены только что, стало даже видно, с каким нажимом тот, кто делал план, держал карандаш. Но не проступило ни тайных комнат, ни подсказок, ни надписи: «Вы находитесь здесь», ничего чудесного или волшебного, на что в глубине души рассчитывала Аннабелль. Девушка отчего-то разочаровано вздохнула, нехотя напоминая себе, что после четырёх волшебников и плотоядного куста ей должно было хватить чудес на всю оставшуюся жизнь. И вдруг она заметила, что свет в комнате слишком яркий. Не такой, как даже пару минут назад, когда он проходил сквозь запылённые, закрытые сухим плющом, точно решёткой, окна. Стекла были чистыми, как, впрочем, и всё в комнате.