В первую очередь нужно понять, что не может быть никакого прыжка в просветление. Тебе нужно подняться к нему – оно выше тебя, а не ниже. Так что по крайней мере один страх ты можешь отбросить!
А подъем к просветлению – это простой процесс. Это не что-то мучительное, трудное. Это подобно тому, как ты снимаешь слой за слоем с луковицы: за одним слоем есть другой слой – более свежий, более молодой, более сочный, а за этим слоем есть еще слои, более сочные. И если ты будешь продолжать снимать слой за слоем, в конце концов у тебя в руках ничего не останется, потому что вся луковица состоит из этих слоев. Просветление – это своего рода снятие слоев с эго.
Его можно сравнить с луковицей, потому что у него нет внутренней субстанции, есть только слои. И иногда эти слои отваливаются сами по себе, иногда они увядают. Если ты внимательно присмотришься к своей жизни, ты можешь увидеть, как это происходит. Это не имеет отношения к теории.
Иногда ты можешь увидеть, что носишь маску, которая не подходит для данного случая. Когда от тебя ждут, чтобы ты улыбался, ты не улыбаешься; когда от тебя ждут, чтобы ты плакал, ты не плачешь.
Когда-то я жил в семье одного моего дальнего родственника. Его жена умерла. На самом деле очень трудно найти мужа, которому никогда не приходила в голову мысль, что было бы неплохо, если бы его жена умерла, – такое вот счастливое избавление. А жена моего дяди была поистине кошмарной женщиной. И в общем-то все были счастливы, что она умерла, и все знали, что ее муж счастлив, – но обычай, традиция…
Я, как обычно, сидел в саду. Он сказал мне:
– Я не могу целый день сохранять печальный вид, потому что на самом деле я не скорблю. И ты это знаешь. Я не могу скрыть это от тебя – ты же находишься в доме двадцать четыре часа в сутки, – но когда приходят родственники, я должен показывать им, что я очень несчастен.
Чтобы кто-то случайно не увидел, что он счастлив и доволен, он попросил меня:
– Ты большую часть времени сидишь в саду и читаешь, поэтому ты мог бы давать мне сигнал, когда кто-то приходит.
И мне пришлось подавать ему сигналы.
И самым удивительным было то, что, как только я подавал ему сигнал, он
– Ты не должен делать этого, ведь это опасная шутка. Я могу подумать, что ты шутишь, а кто-то действительно придет. Ты должен понять, что меня не должны застать врасплох, когда я наслаждаюсь жизнью. Я ведь никогда не наслаждался жизнью – и все из-за этой женщины! Она была такой занозой! И даже сейчас, хотя она уже умерла, она мучает меня, потому что приходят эти родственники – родственники, которых я не видел много лет, которых я даже не считаю своими родственниками. Они приходят, и я вынужден быть несчастным – настоящие это родственники или нет, я все равно должен выдавливать из себя слезы.
Я сам удивлен, что оказался способным на это – принимать несчастный вид, проливать слезы. И я умоляю тебя: когда я это делаю, пожалуйста, находись подальше от меня. Оставайся в саду, тебе не нужно присутствовать при подобных сценах, потому что при тебе мне трудно устраивать это представление.
Однажды пришел человек, которого я знал, он был книготорговцем. И я сказал ему:
– Не могли бы вы на пару минут притвориться дальним родственником умершей жены моего дяди?
– Что? – спросил он.
– Я все объясню вам потом, когда приду в ваш магазин, – сказал я. – Но запомните, это нужно сделать определенным образом. Сначала я представлю вас как владельца лучшего книжного магазина в городе, и не просто как владельца магазина, но и как человека, который любит книги и имеет собрание редких книг. Я скажу, что книги для вас – не просто бизнес, а подлинная страсть. Сначала я именно так вас представлю. А затем в середине разговора я скажу ему, что вы также родственник его покойной жены. Я просто хочу посмотреть, как он меняет свои маски.
Я представил дяде этого человека. Дядя был совершенно счастлив. Он сказал:
– Очень хорошо, как-нибудь я зайду в ваш магазин. Обычно у меня нет времени для чтения, но если вы предложите мне какие-то редкие книги, я постараюсь найти время.