— В том, что боевики остались не добиты и не уничтожены, виноваты не солдаты, а чиновники из Москвы. Они заботились о чеченцах больше, чем о своих солдатах. Только боевики попадут в окружение, только осталось их добить, как сверху поступает приказ: «Боевые действия прекратить, отступить на исходные позиции, начать переговоры с боевиками». Таких дурных приказов из Москвы приходило несчётное количество. Чиновникам из Москвы нравилась игра в кошки-мышки. Безусловно, кто-то на такой игре получал хорошие деньги и хотел, чтобы она продолжалась бесконечно. Мы все это видели, понимали, и даже у российских боевиков пропало желание участвовать в такой войне.
— А разве у нас были боевики? — удивился Транквиллинов.
— Были, и притом много. На них-то, тружениках войны, и держалась боеспособность нашей армейской группировки.
— Чем же они отличались от обычных солдат?
— Прежде всего своим воинственным духом, умением воевать. А внешне они от обычного солдата мало чем отличались. Носили обычную камуфляжную армейскую форму, но на головы повязывали тёмного цвета косынки, на затылке стянутые в узел. На прикладе автоматов у них было нарисовано перо беркута, имелись насечки, говорящие о количестве боевиков, уничтоженных бойцами за время военной кампании. Короче, это были патриоты, которые с честью выполняли в Чечне свой воинский долг. Они в плен не сдавались чеченцам, а если и попадали к ним в руки, то или тяжелоранеными, или уже убитыми.
— У чеченцев тоже, говорят, была своя гвардия? — спросил Осипов.
— Была на фронте и есть сейчас. Они называли себя «одинокими волками». Их форма несколько отличалась от формы рядового боевика. Так, на зеленом берете цвета знамени Аллаха и пророка Мухаммеда имелась эмблема, на которой был изображён ичкерский волк. Не у всех «одиноких волков» имелись на поясах бляхи с этим изображением. Повидимому, в гвардии таких блях на всех не нашлось. На спине такого гвардейца краской или фломастером было написано по-русски «Волк». Для «одинокого волка» отдать жизнь в бою за свою веру считалось не большой потерей. В бою они вели себя смело. К поверженному противнику относились жестоко. Они считали, что Аллах спишет им все грехи и они обязательно попадут, когда их убьют, в рай. Мы их понимали и как к противникам относились с уважением, но не более того.
— Честно признайся: солдаты в Чечне грабежами занимались? — задал Провоторов каверзный, неприятный для Волчьего Ветра вопрос.
— Моя группа занималась армейской разведкой. Могу сказать, что мои подчинённые мирное население не грабили, не обижали. Не были способны на такую подлость. Я заметил, что солдаты разных родов войск проявляли к мирным жителям завидную терпимость и миролюбие. Как-никак, а они и мы являемся жителями одного государства. Однако нашей сознательностью, во вред гражданскому населению, пользовались боевики. Днём они себя выдавали за мирных жителей, лояльных к солдатам своей страны, носили на головах белые повязки. С наступлением ночи — вооружались, становились боевиками. Оказавшись за спиной нашего солдата, они или резали его, как барана, или убивали из стрелкового оружия. Короче, я много повидал трупов и наших солдат, и боевиков на полях сражений. Очень редко можно было увидеть убитого боевика, у которого не были бы вывернуты наружу карманы. Поэтому я думаю, что наши солдаты мёртвых боевиков грабили, но я их за это не осуждаю. На деньги противника наши солдаты покупали себе еду, одежду и многое другое, что помогало выжить.
— Живой человек или мёртвый, даже если он противник, его грабить нельзя, — убеждённо заявил Транквиллинов.
— Я с вами полностью согласен. Только ответьте мне тоже откровенно: имеют ли право люди, пославшие солдата на войну, не кормить его, не обогревать, не заботиться о его чистоте? Солдаты недоумевали: кому надо, чтобы их морили голодом, в чьих это интересах?
— Это тоже чьё-то преступление.
— Вы знаете, чьё это преступление, но не желаете делать конкретных выводов. Пусть это останется на вашей совести, — заметил Транквиллинову Волчий Ветер. — Когда солдата доведут до крайности, он не только ограбит мёртвого боевика, но может и виновника своих бед превратить в котлету, и будет прав. Человека с оружием в руках не уважать, обижать опасно. Ведь в семнадцатом году именно человек с ружьём привёл коммунистов к власти.
— Ваши доводы убийственно убедительны, и я свои замечания по поводу того, что солдаты грабили убитых боевиков, снимаю. Александр Георгиевич, я видел на поясе ваших брюк бляху с изображением головы волка. Как я понимаю, она когда-то принадлежала чеченскому гвардейцу. Для того чтобы её заполучить, вы должны были убить её владельца, — предположил Транквиллинов.
— Я так и поступил, но убил его не из-за бляхи, а выполняя боевое задание.
— Все это понятно. И вместе с тем не могу не задать вам своего наивного вопроса, причём из добрых побуждений. Вы не боитесь, что чеченцы, чьих родственников вы убили, увидев у вас на поясе бляху «одинокого волка», захотят вам отомстить? Вам такая мысль не приходила в голову?
— Я и мои бойцы прошли всю Чечню вдоль и поперёк, и боевики остерегались там связываться с нами, а уж у себя на Родине мне их бояться просто грешно и смешно. Я, Тарас Кондратьевич, всегда готов постоять за себя. Мне всегда везёт. Я понимаю, что все мы смертны. Если когда-то в драке с кем-то мне не повезёт, значит, так было угодно Богу. Я за свою жизнь навоевался по самую крышу, — проведя ладонью над головой, заверил Волчий Ветер. — Но меня все время тянет на острие борьбы. Туда, где есть опасность, где можно проверить себя на прочность. Там я доказываю себе, что я настоящий мужчина. Чем больше жизнь мне подбрасывает таких проверок, тем больше я себя уважаю. Ведь настоящим мужиком является не тот здоровяк, что со своими габаритами в дверь не может пройти, а тот, кто силён духом и умеет за себя постоять в любой ситуации. Я приведу пример. Моей группе однажды было дано задание пробраться к нашей группировке, окружённой в Грозном, доставить ей боеприпасы, питание. Через день планировалось кольцо окружения вокруг них прорвать, чтобы группировка соединилась с нашими войсками. Парни были из омского ОМОНа. Им надо было продержаться всего сутки. Мы доставили омоновцам все необходимое, взяли одного раненого, который был у них на тот момент, и собрались уходить. Ко мне подошёл верзила едва ли не двухметрового роста, весом больше ста килограмм. На него противно было смотреть, он дрожал от страха и плакал как ребёнок. Стал просить меня, чтобы мы взяли его с собой. Разве это мужик?! Самый настоящий слизняк, готовый оставить товарищей в беде, лишь бы спасти свою шкуру. Я его тогда спросил: «Если ты такой трус, то какого черта попёрся служить в ОМОН?» Он, хлюпая сопливым носом, прогундосил: «Я же не думал, что нас пошлют воевать в Чечню». Вот видите, как экстремальная ситуация помогла кое-кому увидеть себя со стороны и выяснить: мужик он или дерьмо, одетое в мужскую одежду.
— Взяли вы тогда его с собой или нет?
— Я ему объяснил, что если он все время будет трусить, то его обязательно убьют. Домой он может вернуться только с друзьями по оружию, а для этого ему надо воевать, как все они.
— Ну и как он, остался жив? — продолжал засыпать Волчьего Ветра своими вопросами Транквиллинов.