Эта мощная физическая реакция объясняется процессом эволюции. Тот, кто из любопытства зашел в пещеру, откуда исходит запах мертвой человеческой плоти, долго не проживет. У тех, кто испытывает от данного аромата физический дискомфорт и обходит пещеру стороной, шансов выжить гораздо больше. Чувство отвращения – это преимущество в борьбе за выживание. Вот почему в подобной ситуации наш мозг буквально кричит нам: НЕ ХОДИ ТУДА! К сожалению, именно хождение туда я и выбрал в качестве своей работы. Я постепенно справился со своим рвотным рефлексом, заботливо разработанным эволюцией, и перешагнул порог квартиры.

Обычно, если тело пролежало в квартире четыре-пять недель, вокруг него на свет появляется столько мух, что окна покрываются плотным темным налетом, из-за которого становится не видно того, что происходит на улице. Со временем мух становится так много, что кажется, будто жилище подверглось одному из библейских проклятий. В этой квартире цикл «муха – яйцо – личинка – муха» был пройден уже сотни раз. Но поскольку труп продолжал лежать в помещении, в какой-то момент мухи уже не могли найти на трупе участки с питательной средой, и цикл наконец остановился. Живых мух в квартире оставалось не более пары десятков. Зато мертвых было в избытке… Кучи дохлых насекомых чернели на полу. Кое-где эти горы достигали полуметра в высоту. Мухи были повсюду – на подоконниках, столах и даже на полках шкафа. Сотни иссохших тел хрустели под нашими ногами при каждом шаге.

Сам труп находился в спальне. Однако по прошествии такого количества времени запах смерти успел распространиться по всем комнатам. Воняли стены, мебель и даже пол. Источника запаха уже не существовало – пахло буквально все. Именно поэтому все подлежало утилизации.

Я вошел в спальню, и ковролин под моими ногами перестал хрустеть. Вместо этого он стал хлюпать, так как был насквозь мокрым. Теперь из-под моих ног раздавалось сплошное хлюп, хлюп, хлюп. Подобно жидкому мылу, густая и маслянистая трупная жидкость растеклась по всему покрытию. Во время своего визита полицейские разложили на полу несколько полотенец. Но и они бесславно пали под напором всепоглощающей жидкости. Совершенно промокшие и приклеившиеся к полу полотенца выглядели довольно беспомощно. Мебель из ДСП также была насквозь пропитана влагой. Разбухшие панели причудливо изгибались.

На подоконнике в спальне также возвышались горы мух. Занавеска была сдернута с карниза с одной стороны и беспомощно свисала вниз. Именно эту картину я наблюдал несколько недель назад с улицы. Я вспомнил свою мрачную догадку: у него случился сердечный приступ, он попытался ухватиться за занавеску, но упал. Со шторы мой взгляд переместился на кровать. Черный как смоль отпечаток на матрасе и на полу в точности повторял контуры тела погибшего. Ему почти удалось добраться до кровати. Матрас был насквозь мокрым. В том месте, где лежала голова покойника, виднелось черное пятно. Очертания тела на ковролине также были довольно четкими. Казалось, будто тело было сожжено на этом месте. Не исключено, что под ковром тоже остались темные следы.

Я увидел достаточно, чтобы оценить ситуацию. Мы с Даниелем вышли из квартиры на лестничную площадку, и я позвонил фрау Брошманн, чтобы обсудить с ней сроки исполнения заказа.

– Все на выброс, – сказал я, – ковролин тоже придется выкинуть: я сниму его кусками. Возможно, с полом также нужно будет поработать. На это уйдет день, может, два.

– Хорошо, – спокойно сказала фрау Брошманн, – работай столько, сколько считаешь нужным. Заплачу, сколько скажешь. Все равно другого выхода нет.

Я кивнул Даниелю, и он занес в квартиру генератор тумана. На площадку вышел недавний сосед, держа в руках аэрозольный баллончик. Он принялся старательно опрыскивать все вокруг, надеясь избавиться от трупного запаха. Но это было бесполезно. Пока источник запаха не будет уничтожен, не поможет даже самый сильный освежитель воздуха.

– Еще один вопрос, – сказал я в трубку, – почему квартира была так закупорена?

Фрау Брошманн рассмеялась.

– О, – ответила она, – этот жилец был довольно своеобразным человеком. Он постоянно жаловался на температурный режим в комнате. Говорил, что тот постоянно меняется. Он даже вел дневник наблюдений. Потому и заткнул все щели. Пытался избавиться от сквозняка, чтобы температура внутри оставалась неизменной.

Я явно представил себе, как в этот момент фрау Брошманн, находившаяся на другом конце провода, удрученно закачала головой.

– Он жаловался буквально на все: «Сим сообщаю вам, что ваша машина мешает проезду пожарной техники. Прошу немедленно убрать ее с дороги. Копия данного обращения направлена в жилконтору». Подобные письма с такой регулярностью вывешивались на входной двери и высылались на почтовый ящик нашей конторы, что я их все уже наизусть выучила. Когда мы перестали получать эти обращения, я решила, что он наконец-то взял себя в руки или обрел душевную гармонию, что-то в этом роде…

Я усмехнулся.

– Да уж, теперь ему уже некуда жаловаться.