Да какие партизаны с выправкой и в военной форме? И у бойца, его задержавшего, чувствуется выучка. Команда разведчиков или диверсантов из ГРУ или НКВД, не иначе. Оружие Павлу не вернули, но и под замок не посадили. Однако выходить за периметр расположения запретили.

– Снег уже лег, следы оставишь, – коротко сказал боец.

Кормили скудно, утром чай с сухарями, в обед перловка и чай, вечером ржаной сухарь каменной плотности. А все потому что костер лишний раз разводить опасались. Если и разводили, то маленький и под лапником, чтобы дым рассеивался. С самолетов костер в лесу хорошо заметен, а немцы периодически пролетали.

Через три дня вечером командир сам к нему подошел.

– Спать не ложитесь, вас заберут.

Кто заберет, куда? Расспрашивать бесполезно, не ответит. Около полуночи затарахтел мотор. Ей-богу, учебный У-2! Откуда ему тут взяться? Но ошибки быть не должно, уж очень звук характерный! Павлу вернули пистолет, вывели из леса на опушку. Недалеко стоял У-2, позже переименованный в ПО-2, по имени конструктора Поликарпова. Летающая парта для нескольких поколений летчиков. Самолет простой, выносливый, не строгий в управлении, прощающий новичкам ошибки в пилотировании.

– Вас ждут, прощайте! – сказал командир и пожал руку.

Это здорово! Видимо, у группы есть радиостанция. Связались с командованием, решили вывезти. Опытных пилотов мало, каждый на счету! Павел побежал к самолету, взобрался во вторую кабину, пристегнул ремни, крикнул пилоту:

– Готов!

Взревел мотор, самолет начал разбег, подпрыгивая на неровностях поля. Сто метров и У-2 в воздухе. Ночью ориентиров на земле не видно. И оборудования для ночных полетов на У-2 нет.

Павел знал, что наибольшие потери в боевой авиации несут штурмовики, в среднем летчик на Ил-2 жил 8–9 вылетов, а летчики бомбардировочной авиации до тридцати. Начал мысленно считать, получалось – не дотянул. Так он еще жив и полетает. Интересно, как долго живут на фронте тихоходные, без брони и вооружения, пилоты У-2? Летать ночью в сложных условиях не все способны. Подавляющее большинство летчиков, как советских, так и немецких, по ночам не летали. И причин несколько – нет оборудования на самолетах, даже элементарного – подсветки приборов. Не проходили должного обучения.

Павел увидел внизу вспышки выстрелов, услышал звуки разрывов снарядов. На «пешке» этих звуков не слышно, линию фронта проходят на больших высотах, как правило – четырех тысячах метров. А У-2 ниже, метров восемьсот. Мысли сразу переключились на другое. Как там штурман? Добрался ли до своих или попал в плен? Мельком подумал о полковом контрразведчике. Наверняка будет допрашивать. Но у Павла алиби, сразу после приземления на парашюте был задержан и содержался в разведывательной группе, откуда был вывезен на самолете. Ошибался Павел. Летчики, сбитые немцами над оккупированной территорией, после проверки военной контрразведкой продолжали воевать, таких было много. Но сразу после войны были демобилизованы. Хотя воевали честно, одерживали победы, доросли до высоких чинов и имели множество боевых наград.

Самолет сделал разворот, обороты мотора упали. Вспыхнули аэронавигационные огни. Тут же внизу вспыхнул прожектор, осветив взлетно-посадочную полосу. Самолетик приземлился, и прожектор сразу погас. Ловко! Такой аэродром трудно засечь. Самолет пробежал немного и остановился, двигатель смолк. Павел выбрался из кабины. Из передней вылез пилот. Невысокого роста, худенький. Павел хлопнул его по плечу.

– Молодец, парень!

– Я не парень, а девушка, – скривился от увесистого удара по плечу пилот.

– Прости! Я твой должник!

К самолету подъехал грузовичок-полуторка. И пилот, и Павел забрались в кузов, и вскоре машина остановилась.

– Штаб дивизии, – пояснила девушка.

Павел доложил дежурному о возвращении.

– Хорошо, утром вас отправят в полк, – пообещал дежурный.