Фетва, вынесенная Рушди, если рассматривать ее в ретроспективе, создала ряд прецедентов. Прежде всего, она превратила всю планету в «землю ислама», мусульманское обозначение территории, где действует шариат. И если фетвой можно было вынести смертный приговор гражданину и жителю Великобритании, следовательно, ее действие распространялось на Великобританию, Запад и весь остальной мир. Акт Хомейни в эпоху глобальных масс-медиа стирал традиционные границы мусульманской космографии и включал в сферу его собственного юридического и религиозного влияния всю планету. Большое видится на расстоянии, и в тот момент огромная символическая значимость этой вехи на пути исламизации общечеловеческих норм и ценностей не была понята до конца. Даже сегодня, три десятилетия спустя, ее до сих пор недооценивают. Однако ситуация создала прецедент, который использовался в последующих делах о «богохульстве». Сначала прогремело убийство кинорежиссера Тео Ван Гога, застреленного и заколотого в Амстердаме 2 ноября 2004 года голландцем марокканского происхождения за фильм «Покорность». За этим последовала кампания против публикации карикатур на Пророка датским ежедневником «Jyllands-Posten» 30 сентября 2005 года. И, наконец, убийства в редакции французского еженедельника «Charlie Hebdo» 7 января 2015 года, совершенные братьями Куаши, кричавшими: «Мы отомстили за пророка Мухаммеда!» Шииты, может, и положили начало этой тактике, но установленные ими рамки показались слишком узкими суннитам, когда они взяли ее на вооружение в своих целях.

Фетва имела еще одно последствие для суннитов-джихадистов: она убедила их в том, что главным полем битвы является медиаполе и что они уделяли ему недостаточно внимания по окончании афганского конфликта. Айман аз-Завахири в стратегическом манифесте «аль-Каиды» «Всадники под знаменем Пророка», опубликованном в интернете во второй половине 1990-х годов, подчеркивал ключевую роль СМИ. Он также дал квалифицированную и не слишком лестную оценку джихадам в Боснии, Алжире и Египте, критикуя их за местечковость, не позволявшую добиться в мире того резонанса, который мог бы придать им новый импульс и привести к победе. В этом смысле медийные уроки, извлеченные из фетвы от 14 февраля 1989 года, имели еще одно далеко идущее последствие. Они заложили шаблон для достойной Голливуда постановки событий 11 сентября в эпоху спутникового телевидения и особенно телеканала «аль-Джазира». Ими же руководствовались – в наступившую эру соцсетей и сетевых СМИ – игиловцы, выкладывая видео казней своих заложников.

Наряду с афганским джихадом восьмидесятые отмечены еще тремя масштабными конфликтами. Они свидетельствовали, с одной стороны, о том, что политическая исламизация вошла в круг самых животрепещущих международных проблем; с другой стороны, они отражали ужесточение борьбы между суннитами и шиитами за контроль над этим процессом. Мы рассмотрим их здесь преимущественно в этом ракурсе.

Ирано-иракская война была развязана в сентябре 1980 года Саддамом Хусейном, выходцем из города Тикрит, северной точки арабского «суннитского треугольника». Она вынудила партию Баас отказаться от секуляризма, который был одним из ее основополагающих принципов, и руководствоваться вместо него догмами идеологической исламизации, подтверждая тем самым, что та пришла в регионе на смену исчерпавшему себя светскому арабскому национализму. В 1990 году на флаге Ирака появилась надпись «Аллах акбар» («Аллах велик»), в телесюжетах начал регулярно появляться молящийся Саддам, а женщинам, занимавшим руководящие партийные посты и с гордостью демонстрировавшим свои непокрытые головы современных активисток, свободных от предрассудков, пришлось снова накинуть хиджабы. Как мы уже упоминали, наступление на Иран нарекли «Кадисия Саддама» в честь решающей битвы, выигранной в 636 году войсками халифа Умара, второго преемника Пророка, который разрушил Персидскую империю и захватил ее территорию. Действуя таким образом, Саддам Хусейн стремился позиционировать себя в качестве главного защитника исламских ценностей. Он хотел лишить этого статуса своего противника, отбросив его назад, в сасанидско-зороастрийское прошлое, препятствовавшее его претензиям на роль выразителя интересов всего исламского мира. Чтобы не остаться в долгу, Тегеран во всеуслышание обличал секуляризм партии Баас, превратившей религию в фиговый листок. Все наступательные операции иранской армии получили для внутреннего пользования кодовое название «Кербела» (от «Кербелы 1» в 1981 году до «Кербелы 6» в 1988 году) дабы сплотить бойцов под знаменем шиитской идеологии по версии Хомейни. Государственная пропаганда изображала Саддама как реинкарнацию халифа Язида из династии Омейядов, убившего имама Хусейна в битве при Кербеле в 680 году. На международном уровне, для мусульман всех стран, некоторые кампании называли «Бадр» в честь первой битвы, в которой Пророк в 624 году одержал победу над кафирами («неверными») из племени курайшитов – еще один намек на «безбожников»-баасистов.

Мотивация Саддама была обусловлена как внешними, так и внутренними факторами. На внутренней арене его кровавый диктаторский режим стремительно обогащался благодаря росту цен на нефть. Ирак в то время был вторым в мире ее экспортером после Саудовской Аравии. Помимо декорации в виде партии Баас он опирался на одно из иракских национальных меньшинств, арабов-суннитов. Им противостояло шиитское большинство (чьи главные святые места, Кербела и Эн-Наджаф, находятся на территории Ирака) и курдам-ирредентистам, обитавшим в горах на севере страны, где они вели вялотекущую партизанскую вой ну. Перед Саддамом стояло две задачи. Первая: противостоять потенциальной привлекательности политического шиизма Исламской республики для большинства его же сограждан. Вторая: использовать революционный хаос, царивший в соседней стране для продвижения на восток. Он хотел удлинить 58-километровую береговую линию Ирака в Персидском заливе за счет аннексии иранской арабоязычной приморской провинции Хузестан.

В региональном и международном масштабе Ирак был светским крылом сил, стремившихся остановить хомейнистскую экспансию и пропаганду. Эти силы включали в себя суннитские нефтяные монархии Аравийского полуострова, объединившиеся против Ирана в мае 1981 года в рамках Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). К ним относились и западные державы, в первую очередь США и Франция. Игнорируя постоянное нарушение Саддамом прав человека, политические и нефтяные круги обеих стран выказывали ему огромное уважение. Он завязал тесные отношения не только с Жаком Шираком, но и некоторыми представителями левых сил Франции. Для ведения войны с Ираном Саддам получил самую современную технику, в том числе палубные штурмовики «Супер Этандар», стоявшие на вооружении ВМС Франции. Эта военная поддержка была одной из причин, по которой Тегеран в качестве возмездия осуществил силами верных иранскому режиму людей операции по захвату западных заложников в Ливане. Но, в конечном итоге, это не помешало склонить чашу весов в пользу Багдада.

Во избежание разгрома аятолла Хомейни вынужден был «испить отравленную чашу», то есть согласиться на перемирие двух истощенных войной стран, которое и было заключено 20 августа 1988 года. Он пытался отвлечь внимание в том числе и от этого провала, «сыграв на опережение» фетвой в адрес Рушди 14 февраля следующего года, ставшего для него последним. Аятолла скончался 3 июня 1989 года в возрасте 87 лет. Смерть харизматичного имама стала условием, необходимым для поэтапного возвращения Исламской республики в мировое сообщество. Что касается Саддама Хусейна, его победа по умолчанию оставляла его во главе опустошенной и разрушенной страны, глубоко увязшей в долгах арабским нефтяным монархиям. Именно это вынудило Саддама ввязаться в авантюру с вторжением на территорию своего кувейтского кредитора в августе 1990 года и войну в Персидском заливе. И иракскому, и иранскому лидеру нефтяная рента обеспечивала шапкозакидательские настроения (особенно это касается Саддама), благодаря наращиванию запасов оружия, которое трубопроводные демократии поставляли углеводородным деспотиям. И нефть же расширила пропасть между шиитами и суннитами до масштабов, выходящих за рамки военного противостояния между персами и арабами.

Одновременно Исламская республика с целью ослабления давления на свои сухопутные границы и воздушное пространство опосредованно вступила в конфликт в Леванте. Она проникала в бреши, которые открыли затянувшаяся гражданская война в Ливане и эскалация палестино-израильского конфликта. Действительно, 1980-е годы были отмечены как исламизацией риторики, сопровождавшей оба эти конфликта, так и внедрением в них Ирана, имевшего свои интересы, внедрением открытым и явным в Ливане и постепенным и тайным в Палестине. Это обеспечило Тегерану новый, мощный рычаг давления на западный лагерь. В Ливане эта стратегия сначала нашла выражение в захвате заложников. Она сопровождалась мобилизацией шиитской общины Ливана, составлявшей большинство населения, но оттесненной от власти, превратившейся усилиями «Хизбаллы» в доминирующую силу в Стране кедра. Шиитам в ходе длительного процесса, занявшего три десятилетия, удалось сплотить вокруг себя все меньшинства, составлявшие политическую мозаику Леванта. В их число входили восточные христиане, физическому существованию которых грозило распространение джихадистского салафизма, самым ярким проявлением которого станет ИГИЛ. И, действуя из шиитских районов на юге Ливана, «Хизбалла» фактически заместила палестинское сопротивление Израилю собственным «Сопротивлением» («Мукавама»). Она сочетала его с поддержкой ХАМАС: редкий пример того, как исламистское суннитское движение, связанное с «Братьями-мусульманами», равняется на Тегеран.

В истерзанном и расколотом Ливане, на который с момента ввода туда в 1976 году сирийских войск огромное влияние оказывал Дамаск, обосновавшиеся на юге палестинцы беспрепятственно обстреливали ракетами израильскую Галилею. Чтобы положить этому конец, в июне 1982 года израильская армия вторглась на территорию Ливана в рамках операции «Мир Галилее». Дойдя до пригородов Бейрута, она оттеснила палестинские группировки на север страны, а затем и из самого Ливана. Палестинцы отплыли на французских судах в Тунис (после чего они вернутся в Триполи, на север Ливана, откуда их изгонят уже сирийцы в декабре 1983 года). Шиитское население поначалу радостно встречало гостей, пусть и незваных, которые избавили его от палестинских федаинов. Но военное присутствие Израиля, на сторону которого встали прозападно настроенные ополченцы-христиане, изменило соотношение сил в стране не в пользу Дамаска и его иранского союзника. В ответ на убийство ливанского президента Башира Жмайеля в лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила фалангисты в сентябре 1982 года устроили резню при полном попустительстве израильских военных. Новый президент Амин Жмайель, брат убитого, подписал с Израилем соглашение, предусматривающее вывод израильской армии из Ливана и заключение мира между двумя государствами, но мирный процесс был сорван совместной операцией Сирии и Ирана. Исламская республика направила несколько сотен Стражей революции (Пасдаран) в долину Бекаа, регион, населенный преимущественно шиитами. Это прямое вторжение на ливанскую территорию стало прелюдией к созданию «Партии Аллаха» или «Хизбаллы», признававшей Хомейни своим вождем и учителем. (С 15 декабря 1981 года Ливан уже превратился в «эхо-камеру» шиито-суннитского противостояния, олицетворенного ирано-иракской войной, когда в иракском посольстве взорвалась первая «живая бомба».) В сентябре 1982 года в Ливан была направлена американо-франко-итальянская миротворческая группировка (МНС), задачей которой было разведение враждующих сторон. Жертвами еще одной атаки террористов-смертников, на этот раз в американском посольстве в апреле 1983 года, стали 63 человека. За ней последовали еще два теракта, совершенные 23 октября в казармах американских и французских солдат, выполнявших миротворческую миссию в Ливане (256 и 58 погибших соответственно). Официально это не признавалось, но было очевидно, что эта политика террора являлась логическим продолжением иранской тактики «мученических операций» на иракском фронте, на этот раз направленной против воинских формирований великих держав. Эта ассиметричная война, ставшая источником вдохновения для более позднего джихадизма, вынудила Многонациональные силы ООН покинуть Ливан в марте 1984 года. Постепенно сирийско-иранская ось, пройдя через бесчисленные перипетии длившегося три десятилетия конфликта, стала играть в нем решающую роль.

Второй составляющей стратегии джихадистов был захват заложников. С 22 марта 1985 года в заложниках побывали 12 французов, 8 американцев и 7 выходцев из других стран, враждебных Ирану. Ответственность за похищение Жан-Поля Кауфмана и Мишеля Сёра в мае 1985 года взяла на себя шиитская «организация исламского джихада», требовавшая прекращения французской помощи Ираку. Это произошло именно в тот момент, когда Париж предоставил Ираку в аренду палубные штурмовики «Супер Этандар». Дополнительная сложность заключалась в том, что Иран стремился вернуть заблокированные Францией инвестиции шаха в совместную ирано-французскую ядерную компанию Eurodif. Это событие переживалось во Франции как национальная трагедия, его широко освещало государственное телевидение, съемочную группу которого также похитили. Кульминацией трагедии стала новость о гибели в заточении ученого Мишеля Сёра, а эпилогом – визит в Тегеран министра иностранных дел Франции Ролана Дюма в 1989 году, за которым последовало освобождение и высылка из Франции террористов, отбывавших там заключение. Среди них был ливанец-шиит, покушавшийся в июле 1980 года в парижском пригороде на убийство бывшего главы последнего правительства шаха Шапура Бахтияра, находившегося в оппозиции к Исламской республике.

Таким образом, территория Ливана стала полигоном для антизападной деятельности Ирана. Южный Ливан, постепенно перешедший под полный контроль «Хизбаллы», превратился в оплот Сопротивления Израилю. В авангарде сопротивления стояла отныне «Партия Аллаха»; назначив себя главной в борьбе с «сионистским образованием», она заняла место арабского национализма, признанным символом которого являлась ООП. Популярность «Хизбаллы», а с ней и Ирана в результате значительно выросла даже в арабском, преимущественно суннитском мире. Кульминацией этого процесса стала «33-дневная война» между Израилем и «Хизбаллой», продолжавшаяся с 12 июля по 14 августа 2006 года. Она закончилась полным поражением Израиля, а генерального секретаря «Хизбаллы» Хасана Насраллу превратила в подлинного героя арабского мира. Его чествовали даже на спутниковых телеканалах стопроцентно суннитского Аравийского полуострова: неслыханный случай для шиита, присягавшего на верность аятолле Хомейни, Высшему руководителю Исламской республики.

В самом Ливане, будучи символом «Сопротивления» («Мукавама»), «Хизбалла» добилась такой легитимности, которая вышла за рамки собственно шиитской общины. Это оставило за ней право сохранить оружие, в то время как другим группировкам пришлось разоружиться. С конца 1980-х годов «Хизбалла» оказывала все возрастающее влияние на всю страну. Таифские соглашения сыграли в этом отношении решающую роль. Эти соглашения, подписанные 22 октября 1989 года в саудовском городе Таиф, положили конец пятнадцатилетней гражданской войне, оформив поражение христиан и победу суннитов. Действительно, президент-маронит уступал значительную часть своих полномочий в пользу суннитского премьер-министра. Тем самым символически закреплялась победа Саудовской Аравии, одержанная благодаря нефтедолларам и нашедшая воплощение в лице ливано-саудовского миллиардера и политического деятеля Рафика Харири. В реальности же эти договоренности быстро, в течение нескольких следующих лет, потеряли актуальность в силу изменения расстановки сил в регионе, в результате чего суннитская община была оттеснена на обочину, уступив дорогу «Хизбалле». Далее мы рассмотрим, к чему это привело в нулевых, а затем в десятых годах XXI века.

Исламизация палестинского конфликта, вписавшаяся в соперничество между шиитами и суннитами за лидерство в регионе, представляла собой один из важнейших факторов трансформации Ближнего Востока в 1980-е годы. В 1979 году, вскоре после триумфа Исламской революции в Иране, палестинский врач Фатхи Шкаки, состоявший ранее в организации «Братья-мусульмане» и живший в изгнании в Египте, опубликовал книгу, озаглавленную «Хомейни: исламская альтернатива». Он посвятил работу самому Хомейни («революционному имаму») и основателю «Братьев-мусульман» Хасану аль-Банне («имаму-мученику»). Автор на страницах книги продемонстрировал интеллектуальную близость между самыми радикальными «Братьями», последователями Сеййида Кутба, и шиитскими активистами, близость, преодолевающую сектантские рамки. Шкаки основал «Исламский палестинский джихад», вооруженное движение, которое с 1983 года начало устраивать первые кровопролитные антиизраильские акции на оккупированных палестинских территориях. Целью их было показать, что и с еврейским государством можно сражаться в то самое время, когда ООП терпела поражение в Ливане, а умеренные палестинские «Братья-мусульмане» ограничивались благотворительными акциями. В эти годы мистику палестинских тренировочных лагерей, стиравшихся с лица ливанской земли, сменила мистика джихадистских баз – каваид (ед. ч. «каида»), – расположенных между Пешаваром и афганской границей. Главный идеолог джихада Абдулла Аззам к тому же сам относился к радикально настроенным палестинским кутбистам, входившим в организацию «Братья-мусульмане». В своих трудах он напоминал, что освобождение и исламизация его родины остается самой главной его целью – даже если обстоятельства сложились так, что наилучшую возможность для ведения вооруженного джихада предоставляет Афганистан.

Совокупное влияние Шкаки и Аззама ускорило радикализацию палестинских «Братьев-мусульман». Она вылилась в первую интифаду («восстание»), или «войну камней», начавшуюся в декабре 1987 года. Сопротивление Израилю переместилось в саму Палестину. Таким образом, оно распространилось на Западный берег реки Иордан, в Иерусалим и сектор Газа, а затем, в ходе следующего десятилетия, на территорию самого еврейского государства. Одновременно с этим зародилось «Исламское движение сопротивления», аббревиатура от полного названия которого – ХАМАС – совпадает по звучанию с арабским словом «хамас» («усердие»). По мере нарастания интифады ХАМАС все активнее претендовал на то, чтобы отнять у ООП Арафата монополию на руководство борьбой за освобождение Палестины, в том числе выпустив собственный календарь обязательных забастовок. 18 августа 1988 года ХАМАС опубликовал свою хартию, отличавшуюся от хартии ООП, являвшейся до тех пор единственным официальным руководством к действию. В хартии утверждалось, что джихад, направленный на освобождение исламских земель Палестины, является «личной обязанностью», то есть использовался термин, употребленный Аззамом для характеристики афганского джихада, который в тот момент крушил Советскую армию. Хотя в конце восьмидесятых ООП еще сохраняла способность к политическому маневрированию, исламизация дела, за которое она боролась, потрясла ее до основания. В следующие годы ХАМАС только набирал мощь, благодаря притоку нефтедолларов с Аравийского полуострова. В 1990 году, например, Кувейт перевел ХАМАСу 60 миллионов долларов, а ООП – только 27. В августе того же года Арафат поддержал Саддама Хусейна, когда Ирак вторгся в соседнюю страну.