Чем четче вырисовываются контуры США как страны – главного мирового производителя сланцевых нефти и газа, тем меньшее влияние уделяется американской сверхдержавой региону Ближнего Востока и Средиземноморья. Эта тенденция проявилась еще во время президентства Обамы, а его преемник Дональд Трамп в характерной для него демонстративной манере развил ее до максимума. Сорок пятый президент США, стремящийся «вернуть Америке былое величие», дал понять, что его меньше всего волнуют хитросплетения международной политики, втянувшие страну в сомнительные военные авантюры от Афганистана до Ирака, если они так дорого обходятся американским налогоплательщикам и приводят к такому количеству человеческих жертв: более семи тысяч военнослужащих погибли с начала операции возмездия за 11 сентября в Афганистане до окончательного вывода войск из Ирака в 2016 году. Многие из погибших были выходцами из Пенсильвании, Мичигана и Висконсина, трех основных «колеблющихся штатов», которые принесли Дональду Трампу победу на выборах 2016 года. Но приведет ли такая сосредоточенность на внутренней политике, направленная на то, чтобы добиться переизбрания в ноябре 2020 года, к некой новой форме изоляционизма, который сможет защитить Америку от терактов на ее территории в «мире после 11 сентября»? Или, напротив, такая сдача позиций будет воспринята как проявление слабости, свидетельствующей о закате американской сверхдержавы тридцать лет спустя после падения 9 ноября 1989 года Берлинской стены и краха конкурента в лице СССР? И не приведут ли непоследовательные решения Белого дома к тому, что нерешенные ближневосточные вопросы напомнят о себе с удвоенной силой в разгар предвыборной кампании в ущерб действующему президенту – как это случилось в 1980 году, когда иранский вопрос, а точнее захват заложников в американском посольстве в Тегеране, стоил переизбрания Джимми Картеру?
Именно в таких условиях президент Трамп 2 января 2020 года отдал приказ о ликвидации генерала Касема Сулеймани, когда кортеж харизматичного командующего спецподразделением «аль-Кудс» Корпуса стражей Исламской революции покидал Багдадский аэропорт. Градус напряженности в отношениях между Тегераном и Вашингтоном в Ираке – единственной стране, где два заклятых врага нашли некое взаимопонимание – начал нарастать после того, как толпа, руководимая проиранскими ополченцами, напала на посольство США в Багдаде. Столь решительный шаг Трампа поднял ставки в конфликте и кризисах на Ближнем Востоке до беспрецедентного уровня, одновременно сделав избирательную кампанию заложником исхода военных операций за рубежом, чего действующий президент до того момента всячески избегал.
Подобная неопределенность вынуждает Европу активизироваться и брать ответственность на себя. При таком раскладе восстановление Леванта становится задачей первостепенной важности. Да, регион лишился жизненной силы в результате миграции самой инициативной части населения на берега Персидского залива. Но, поскольку на этом субрегионе неизбежно скажется структурное снижение цен на нефть, предприимчивые люди в ближайшее время вполне могут потянуться обратно на родину. Далее, после того, как взаимное уничтожение истощило силы противостоявших друг другу сторон, Левант может вновь утвердиться в роли связующего звена между Европой, Западом и Ближним Востоком и гаранта безопасности для них всех. Это поможет избежать столкновения культур, способного только продлить потрясения последних десятилетий. Настоящая работа, намечающая пути решения этой насущной задачи, ставит целью внести свой скромный вклад в определение контуров будущего, которое ждет нас по выходе из хаоса.
Часть первая. Баррель и Коран
1. Исламизация политического порядка (1973–1979)
Сумерки арабского национализма
Прежде всего, надо подчеркнуть, что войну Судного дня 1973 года мы берем за точку отсчета хаоса на Ближнем Востоке. Этот хаос распространился на весь мир 11 сентября 2001 года и достиг кульминации с созданием «Исламского государства» в 2014–2017 годах. Но для начала необходимо оглянуться на произошедший тогда судьбоносный культурный разрыв между прежней и новой политической элитой, пришедшей к власти в регионе в процессе его деколонизации. Наиболее известные из лидеров этой новой элиты – Гамаль Абдель Насер, Хабиб Бургиба – и ее знаковые политические партии (Баас в Сирии и Ираке, ООП в Палестине) отошли от исламской легитимации, которой для обоснования своих полномочий обычно пользовались мусульманские династии. Традиция эта была заложена проповедями пророка Мухаммеда в Мекке и Медине в начале мусульманской эры по хиджре (с 622 года по христианскому летоисчислению, являющегося точкой отсчета для исламского календаря).
Вплоть до 1960-х годов как Баас, так и тунисский «Новый Дустур» по степени светскости не уступали режиму, который установил Ататюрк, заменивший Османскую империю Турецкой республикой, или порядкам, царившим при дворе иранского шаха Мохаммеда Реза Пехлеви. Сам Насер использовал тысячелетнюю мечеть-университет «аль-Азхар» в качестве инструмента для пропаганды тьермондизма (от фр. tiers monde («третий мир») – теория, согласно которой страны евроатлантического блока выступают в качестве коллективного эксплуататора-капиталиста, а страны «третьего мира» в качестве пролетариата. –
Но эта восточная секуляризация была лишь подделкой под светскую демократию европейского образца. Тому есть несколько причин. Прежде всего, не было настоящего разделения политической и религиозной сфер, а скорее подчинение религиозных институтов, естественно, ослабленных, административному аппарату. Смысл такой политики заключался в установлении контроля над обществом или демонстрации совместимости ислама с официальной националистической и даже социалистической доктриной. Второе по порядку, но не по значению: власть была захвачена силой теми элитами, которые контролировали обретения независимости, какие бы формы он ни принимал. Народам, скинувшим колониальное ярмо, обещали демократию, призванную удовлетворить стремление к свободе народных масс. На деле те лишь сменили хозяев, оказавшись в подчинении у военных, династических или партийных группировок, деспотизм которых, хоть и местного происхождения, оказался не менее, а то и более тяжелым, чем диктат европейцев.
Все это сопровождалось слабыми изменениями социально-экономических показателей, а заявления о справедливости и о правах человека представляли собой лишь лицемерный дискурс деспотизма. В арабском мире, особенно в странах Леванта, соседствовавших с Израилем, эти двойные стандарты оправдывались насущной необходимостью борьбы с врагом. Антисионизм представлял собой, по сути, третий этап националистического движения, проявившегося впервые в XIX веке, в ходе борьбы против османского господства, затем, в начале XX века, против европейского контроля. На этом этапе появление еврейского государства в самом сердце Леванта и на территории Палестины рассматривалось как последний пережиток ненавистного колониализма. В арабской политической риторике его уничтожение представлялось как неизменная цель номер один.
После первой арабо-израильской войны, именуемой в арабском мире «
В случае c Египтом «отступление» стало завершающим ударом в череде неудач на внешнем и внутреннем фронтах. Армия Египта застряла в дорогостоящей, сопровождающейся большими потерями операции в Йемене, где с 1962 года она поддерживала республиканские силы в их борьбе с монархистами, опиравшимися на Саудовскую Аравию. В 1966 году, столкнувшись с народным недовольством, Насер приказал казнить Сеййида Кутба, главного идеолога «Братьев-мусульман». Тот только что опубликовал манифест «Вехи на пути» («
Президент ушел в отставку, затем вернулся к власти после того, как огромные толпы вышли на митинги по всему Египту под лозунгом «Насер, вернись!». Три года спустя Насер умрет, и воплощавшийся в нем им идеал арабского национализма его не переживет. Этот вакуум заполнит политический исламизм, мощным стимулом для которого послужит Октябрьская война 1973 года.
Египет был главным, не считая палестинских арабов, проигравшим в Шестидневной войне. За его поражением последовало поражение насеровского национализма. Ему временно пришел на смену палестинский вопрос, стремление страны освободиться от влияния арабских государств. В 1969 году новый лидер Организации освобождения Палестины Ясир Арафат вышел из-под контроля Каира и превратил Иорданию, где проживало множество палестинских беженцев, в плацдарм для ведения вооруженной борьбы против Израиля. Бросив такого рода вызов авторитету короля Иордании Хусейна, палестинские организации повысили градус напряженности, которая достигла максимума 6 сентября 1970 года. В этот день боевики Народного фронта освобождения Палестины (НФОП), марксистской организации, руководимой Жоржем Хабашем, угнали и посадили в аэропорту иорданского города Зарка три пассажирских самолета. Ответные репрессии унесли жизни нескольких тысяч палестинцев. Мирный процесс, начатый в результате соглашений, подписанных в Каире между Арафатом, королем Хусейном и Насером три недели спустя (сразу по завершении переговоров Насер скончался), привел к тому, что палестинские вооруженные группировки покинули Иорданию. Они передислоцировались в лагеря беженцев в Ливане, самой слабой в военном отношении страны региона. Там они будут способствовать развязыванию гражданской войны пять лет спустя и последующему постепенному разрушению Леванта. Все это будет происходить в новых условиях, радикально изменившихся в результате исламизации политики, которой способствовало установившееся в регионе по итогам Октябрьской войны 1973 года господство Саудовской Аравии.
Октябрьская война Рамадана 1973 года: нефть как оружие и «протоджихад»
Анвар Садат, сменивший Насера в сентябре того же 1970 года в качестве компромиссного кандидата от расколотого генштаба, приступил к осуществлению полномочий в не самой лучшей обстановке. Он стал героем анекдотов («
В то же время Садат готовил штурм израильских позиций с помощью советских военных советников, обеспечивавших связь с президентом Сирии Хафезом Асадом, который так же, как и Садат, пришел к власти после поражения в Шестидневной войне. Этот штурм начался 6 октября 1973 года, в день иудейского праздника Йом-Кипур, что усилило эффект неожиданности для Израиля. Египетские войска пересекли линию укреплений Бар-Лева со стороны Суэцкого канала, а сирийцы проникли на Голанские высоты, находившиеся под контролем Израиля с 1967 года. Успех этого первого прорыва принесет обоим лидерам лестные прозвища: Садату – «Герой переправы» (через Суэцкий канал. –
Это эмбарго и стало главным оружием. Оно не просто позволило не потерять лицо арабским лидерам, участвовавшим в этом военно-политическом эпизоде. Оно потрясло основы мироустройства, превратив нефтяную ренту в один из важнейших факторов власти на планете, и обеспечило тем, кто ее контролирует, неограниченное могущество. За несколько дней цены на нефть взлетели в 4 раза. В краткосрочной перспективе результатом этого экономического давления, превратившего арабо-израильский конфликт во внутриполитический вопрос всех стран – импортеров энергоносителей, стало лишение Израиля всех преимуществ, завоеванных в ходе победоносного контрнаступления. Садат и Асад благодаря Фейсалу и нефтяным эмирам остались у власти, Тель-Авив под давлением США и стран Западной Европы, обеспокоенных последствиями инфляции для своего торгового баланса, согласился на перемирие. С этого момента нефтяные монархии будут только укреплять свою гегемонию, используя богатство, которое взлет цен на нефть сделало поистине несметным, для того чтобы финансировать распространение во всем суннитском мире ультраконсервативной идеологии. Но однажды выпустив из бутылки джинна джихада, им будет очень сложно вернуть его обратно, и они в свою очередь сами станут его жертвами.
В значительной части массовой арабской литературы поражение 1967 года противопоставляется «победе» 1973-го. Поражение объясняется безверием режима Насера, а «победа» – набожностью, проявленной в ходе этой войны, которая шла во время Рамадана и могла на вполне законных основаниях считаться джихадом. Действительно, во время священного месяца воздержание от пищи является обязательным от восхода до заката, что мало способствует ведению военных операций. Но это ограничение может быть снято в случае джихада, поскольку, если община верующих слишком слаба, чтобы сражаться, она может погибнуть при столкновении с врагом, что подвергает опасности само существование ислама. Таким образом, чтобы бойцы могли есть днем, египетские и сирийские улемы, с подачи светских властей, провозгласили Октябрьскую войну джихадом. И она стала таковым не только с точки зрения формального содержания этой фетвы, но и фактически, соответствуя глобальному ходу вещей, приведшему к окончательной победе нефтяные монархии, известные своей моральным ригоризмом. В том же духе в других назидательных комментариях сравнивали клич «Аллах акбар», с которым шли в бой войска в 1973 году и который привел их к победе, с лозунгом «Земля! Воздух! Море!», навязанным бойцам «нечестивой» властью в 1967 году и чреватым неизбежным поражением.
Использование нефти как оружия в октябре 1973 года также вписывалось в контекст ухудшения американо-саудовских отношений, оформленных соглашением между Франклином Рузвельтом и королем Абдул-Азизом ибн Саудом. Оно было подписано 14 февраля 1945 года на борту крейсера «