– Да, – ответил Прескотт.

В ВКФ Земной Федерации каждый офицер знал историю первого адмирала Ланту, фиванского военачальника, одержавшего ряд блестящих побед над землянами в начале Фиванской войны. Этот адмирал, командовавший флотом «Святой Матери-Земли», чуть не разгромил самого Ивана Антонова, но в конечном итоге стал величайшим «изменником» в фиванской истории.

– Сначала я его ненавидел, – негромко проговорил Ктаар. – Я считал его повинным в гибели моего родственника, потому что в самом первом сражении Фиванской войны корабли под командованием Ланту уничтожили дивизион эсминцев моего двоюродного брата. И сделали они это предательски. Сейчас я сказал бы, что они просто захватили моего двоюродного брата врасплох, но тогда я не знал, что, по мнению Лаанту, фиванцы в тот момент находились в состоянии войны с народом Зеерлику’Валханайи. Я пылал лютой ненавистью к этому «предателю». Я и с Ивааном познакомился потому, что страстно желал отомстить Лаанту. Но в конце концов именно он показал мне, в чем заключается истинный долг воина. Он предал все, во что раньше верил, – родину и «фаршатоков», которых водил в бой, потому что один узнал неизвестное остальным фиванцам. Он понял, что вера в «Святую Мать-Землю» – ложь, что «шофаки», правившие его народом, пользовались ею, чтобы дурачить его семьдесят земных лет и бросить его в кровавую мясорубку несправедливой войны. Лаанту понял, что его народ неизбежно проиграет эту войну и заплатит страшной ценой за поражение, если будет драться до конца, его правители откажутся сдаться и Иваану придется обстрелять Фивы с орбиты. Поэтому Лаанту перешел на сторону своих бывших врагов и помогал нам всем, чем мог, стараясь ускорить поражение собственного народа. Он не дрожал за свою шкуру. Он просто понимал, что скорейшее поражение его соплеменников при минимальных потерях среди землян даст ему надежду спасти свой народ от расплаты за содеянное его правителями.

Когда я понял мотивы поступков Лаанту, мое отношение к нему изменилось, хотя мне и очень хотелось его ненавидеть. О, как я упивался своей ненавистью! Она грела меня, была смыслом моей жизни, а в конце концов убийца моего родственника отнял у меня даже ее, продемонстрировав, что настоящим воином движет не ненависть, а любовь. Желание не разрушать, а защищать! Теперь вы поняли это, Реймоонд?

– Да, – негромко сказал Реймонд Прескотт, вспоминая свою спасительницу, ее приемную дочь и… своего брата.

Он взглянул в постаревшие глаза Ктаара’Зартана, и взгляд его собственных карих глаз потеплел.

– Я не призываю воинов позабыть достойные мести злодеяния, – сказал Ктаар. – И уж конечно, у фиванцев и Лаанту очень мало общего с «паафуками»… Но сейчас я в первую очередь думаю о нас, о том, кто мы и почему вступили на путь воинов, а не о наших врагах. Как давным-давно говорил Шарсааль’Хирталкин, упиваясь ненавистью, губишь себя, а радуясь чужой смерти, забываешь о чести… Мы должны защищать жизнь. Жизнь, – добавил Ктаар, махнув когтистой рукой в сторону портрета на стене, – которую олицетворяет она. Любовь к жизни, о которой говорит ее загадочная улыбкой.

Ктаар мурлыкнул и усмехнулся, глядя на обоих офицеров, которые были намного моложе него: на Реймонда Прескотта, уже занявшего пост командующего Флотом Метрополии, сулящий ему лет через десять должность командующего Вооруженными силами Земной Федерации, и на Заарнака’Тельмасу, осыпанного милостями Орионского Хана. Они были совсем не похожи на молодых «Ивана Грозного» и Ктаара’Зартана, и все же орионец ощущал такую духовную близость с ними, что у него защемило сердце.

– Когда-то давным-давно, – негромко сказал Ктаар, – Иваан рассказывал мне о том, как клык Андерсоон воспитывал из него настоящего воина, гордился его успехами и подавал ему во всем пример. Иваан говорил, что, добившись его назначения главнокомандующим во время Фиванской войны, клык Андерсоон словно передал ему частицу своего огня, неугасимый факел, который Иваан ценил больше собственной жизни, – Орионец улыбнулся, вспомнив своего земного побратима. Его улыбка была грустной, но светилась дорогими воспоминаниями. Потом он глубоко вздохнул и произнес: – Теперь, братья мои, это сокровище перешло ко мне, а от меня перейдет к вам. Именно поэтому наши народы и объединились в Великий Союз. Поэтому мы и перестали бояться друг друга и считать друг друга предателями, научились доверять друг другу и сражаться плечом к плечу, как настоящие «фаршатоки». Мы не имеем права утратить это бесценное сокровище.

Теперь, когда «паафуки» больше нам не грозят, среди землян и среди народа Зеерлику’Валханайи найдутся те, кто захочет шагнуть назад. Наши правители постараются забыть о так дорого им обошедшейся войне. Они постараются стереть оставленные ею шрамы и постараются позабыть то, что сплотило нас в самое страшное время. Они попытаются возродить недоверие и подозрительность и, конечно, до какой-то степени в этом преуспеют. – Ктаар снова улыбнулся и положил когтистые руки на плечи собеседников. – Это случится не сразу. Пожалуй, я этого уже не застану, но это неизбежно. Поэтому я поручаю вам бережно хранить наше сокровище.

Не дайте погаснуть факелу, озаряющему путь воина. Теперь это наш с вами огонь. Давайте хранить его так же бережно, как когда-то клык Андерсоон и Иваан. Мы должны беречь его не только ради самих себя, но и ради тех, кто придет после нас. Наступит время, и вы передадите его так, как я передаю его вам, пришедшим после меня и Иваана.

– Мы сбережем его! – негромко пообещал Заарнак, и Реймонд Прескотт кивнул.

– Ну вот и хорошо! – еле слышно прошептал Ктаар, сжав плечи Заарнака и Прескотта.

Его дряхлые руки давно утратили былую силу, но в этот момент держали мертвой хваткой.

– Хорошо, – повторил Ктаар, тяжело вздохнул и встрепенулся. – Ну, хватит о грустном! – внезапно воскликнул он бодрым голосом. – Мой челнок вылетает через час! Мы еще успеем пропустить на прощание по стаканчику и солгать друг другу, что обязательно увидимся вновь… – Он рассмеялся.

Заарнак и Прескотт тоже рассмеялись и вышли вслед за ним из галереи. У них за спиной женщина на картине продолжала улыбаться загадочной улыбкой, обещая, что жизнь не умрет.