Проклятье.

Генри уставился на меня. Его глаза тонули в глубоких морщинах, но я все еще могла различить в них смесь грусти и жалости. В последние несколько месяцев я видела такие взгляды слишком часто. Мои руки сжались в кулаки, и я медленно выдохнула. Как бы я хотела, чтобы никогда больше никто не смотрел на меня вот так.

Генри выпрямился: весь его вид говорил о том, как ему неловко. Мужчины с Внешних Отмелей не привыкли открыто выражать свои чувства.

– Мер, ты же скажешь мне, если тебе вдруг понадобится помощь, правда?

– Я в порядке, – соврала я. – Все просто замечательно.

– Что ж, это хорошо, – сказал он, потерев щеку. – С минуты на минуту причалим к Хаттерасу. Полагаю, я еще встречу тебя сегодня?

– Да. Увидимся позже.

Я надела шлем и завела мотор скутера, стараясь избегать вопросительного взгляда Генри.

Я нетерпеливо постукивала каблуком в ожидании того момента, когда паром, наконец, причалит к берегу. Через несколько минут Генри подал мне сигнал, и я съехала с трапа, промчавшись мимо Хаттерасского терминала. В отличие от острова Окракок, на этой пристани были магазины и кафе, между которыми обычно сновали люди, но в тот день вокруг было пустынно. Должно быть, все решили не высовывать носа из своих домов, в такой-то холод.

Я разогнала скутер до максимальной скорости, и от морозного вечернего воздуха у меня заслезились глаза. К тому времени, как я добралась до узкой дороги, ведущей на небольшой пляж, наступила ночь. Небо растянулось от горизонта до горизонта, оттеняя своей непроглядной чернотой сияющие созвездия. Многие из них я знала наизусть: Кассиопея, Лебедь, Орион, Большая Медведица, Малая Медведица. Определять созвездия меня научил отец. Теплыми летними вечерами мы плавали на досках для виндсерфинга, и он рассказывал мне о местах, в которых побывал до того, как встретил мою маму. А я рассказывала ему о том, что хочу увидеть и сделать, когда вырасту. Мой отец оптимистично верил в то, что мы снова можем стать такими, какими были в те времена, но я понимала, что это невозможно.

Я припарковалась в конце дороги и слезла со скутера, забросив рюкзак на одно плечо. Он ждал меня на краю дюны, заслонял собой ночное небо.

Бен.

Рюкзак соскользнул с моего плеча. Я бросилась к нему, чуть не сбив с ног. Он обвил меня руками, не позволяя упасть. Я прижалась лицом к его фланелевой куртке и жадно вдохнула знакомый запах: теплый, солоноватый и такой родной.

– Опаздываешь. Я уж думал, ты не придешь, – сказал он своим низким голосом.

У меня сжалось сердце, и я отклонилась назад, все еще держась за него руками.

– Я же обещала, ты что, забыл?

Он не ответил, а выражение его лица было скрыто от меня ночными тенями. Я притянула его за голову, и мы соприкоснулись лбами.

– Ты мне не поверил?

Его плечи напряглись. Если он не поверил моему обещанию, то это моя вина. Однажды я уже соврала ему. Такая ложь не забывается. Я до сих пор не понимала, как он нашел в себе силы простить меня и дать мне второй шанс.

– Я тебе доверяю, ты и сама это знаешь, – сказал Бен, и я почувствовала его дыхание на своем лице. – Иначе я не ждал бы тебя на этом холодном пляже каждый вечер. И все-таки я волнуюсь, когда ты опаздываешь.