Настоящего много лучше
И отчётливей, чем былое.
Ну откуда она взялась,
эта вспыхнувшая звездою
в городской полумгле строфа,
вдруг возникшая предо мною
и пришедшая навсегда?
Из печали, конечно, —
из этого старого, странного зеркала.
Всею ртутной, подвижною прорвой своею, подслеповатой и жуткой, донельзя, до невозможности бездонной, страшащей и всё же завораживающей, неудержимо и властно притягивающей к себе, зыблется и отрешённо мерцает оно где-то там, внутри, в такой умопомрачительной глубине и в таком невообразимом отдалении, что голова идёт кругом и всё тело охватывает беспокойная, зябкая дрожь.
Что же прячется в нём?
Из каких измерений,
из каких неизвестных миров
доносится к нам
невозможное эхо кричащей его немоты?
На каком языке говорит оно?
На каких волнах,
на каких частотах
возможно отыскать и услышать
хрипловатый голос его?