Человек — дитя своего времени, вне временного контекста мы ничего не поймем ни в нем самом, ни в побудительных причинах принятых им решений и сказанных им слов. Время — тот фон, на котором только и можно увидеть подлинное лицо человека, узнать, что вызывало его страхи, что питало его оптимизм…
II
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский) родился в священнической семье: и отец, и дед, и прадед у него были священнослужителями. Именно происхождение во многом определило (или даже предопределило) этапы первых его жизненных шагов: духовное училище, Семинария, а затем и Академия. Он мог выбирать только одно: в каком качестве он будет служить Богу: в качестве белого иерея или же монахом. Иван Страгородский выбрал последнее[4].
Душа человека — потемки, трудно сказать, что заставило 23-летнего юношу надеть черный клобук и навсегда отречься от «мира». Одно останется несомненным — с того времени и до своей смерти «ученый монах» Сергий целиком и полностью — на службе Церкви, его жизнь не отделима от официальных церковных институтов. Карьера развивалась стремительно. После недолгого служения в Японской Православной духовной миссии и судовым священником на корабле «Память Азова» он назначается исполняющим должность доцента по кафедре Священного Писания Ветхого Завета в столичную Духовную Академию, откуда вскоре переводится в Москву (тоже в Академию), но уже инспектором.
В 27 лет Сергий — архимандрит и настоятель русской посольской церкви в Афинах. Ничто не задерживает его стремительного подъема по ступениям служебной лестницы: в 1895 г. он — магистр богословия[5], через два года — помощник начальника Японской миссии, где в 1890 г. начинал свое служение рядовым иеромонахом. Наконец, с 1899 г. архимандрит Сергий окончательно утверждается в столице. Вначале ректором семинарии, затем (ненадолго) инспектором Академии, а с 25 января 1901 г. — уже и ректором. Через месяц Сергий стал епископом. Одиннадцать лет потребовалось ему, чтобы пройти все ступени церковной иерархической лестницы, получить ученую степень и должность ректора Академии, на которую как правило назначались перспективные «ученые монахи».
Разумеется, все это говорит о недюжинных способностях Сергия, о его энергии, воле и уме. В 34 года стать архиереем — такое в синодальный период русской церковной истории случалось нечасто. Помимо «дарований» он должен был понравиться начальству — от Петербургского митрополита Антония (Вадковского) до Обер-Прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева включительно. Есть все основания предполагать, что молодой епископ прекрасно разбирался во всех тонкостях «церковной политики», понимал, где и что необходимо сказать, с кем и почему стоит иметь хорошие отношения, а с кем — не стоит. Все это сочеталось у архим. Сергия с искренней, почти детской верой, глубочайшей религиозностью и убеждением в необходимости проведения давно назревших церковных преобразований.
Неслучайно, что уже осенью 1901 г., когда начались заседания Религиозно-философских собраний, он стал их председателем, участвуя в дискуссиях с отечественными интеллигентами-богоискателями[6]. С другой стороны, он искренне верил в глубокую религиозность русского народа, в возможность появления в его среде «народных старцев». Неслучайно поэтому он поверил викарию Казанского архиерея Хрисанфу (Щетковскому), пославшего ему с рекомендательным письмом мало кому тогда (в 1903 г.) известного Григория Распутина. Именно епископ Сергий привел сибирского странника к архимандриту Феофану (Быстрову), который и познакомил со «старцем» высший свет.[7] О дальнейших связях будущего Патриарха с «собинным царским другом» нам почти ничего неизвестно. Можно только сказать, что знакомство их продолжалось достаточно долго: епископ Сергий, как, впрочем, и архимандрит Феофан, в течение ряда лет считал Гр. Распутина «старцем», оказывая ему всяческие знаки внимания. Если верить воспоминаниям иеромонаха Илиодора (Сергея Труфанова), Распутин еще в 1909 г. останавливался в покоях Владыки Сергия.
Рассказывая о том, как он улаживал свои дела, связанные с возвращением в Царицын (откуда за постоянные столкновения с властями был переведен в Минск), бывший иеромонах вспоминал, как, узнав о пребывании Распутина в покоях архиепископа Сергия, позвонил на квартиру последнего. «По телефону говорил сам Сергий, — сообщал читателям Илиодор. — На мой вопрос: „Можно ли видеть Григория Ефимовича?“ он ответил: „Они почивают“. Эти слова меня немало озадачили. „Вот штука, так штука — Распутин; такие важные сановники, как Сергий, выражаются о нем с таким почтением: они почивают!“ — думал я»[8].
Стоит напомнить, что к тому времени Владыка Сергий являлся архиепископом Финляндским и уже назначался к присутствию в Святейший Синод. Невозможно представить, чтобы Сергий в то время не понимал роли и значения «старца», слухи о похождениях которого еще не были оглашены прессой. Архиепископа Финляндского нельзя считать такой же «наивной душой», как Феофана (Быстрова) — Сергий всей своей карьерой доказал, что он весьма прагматичен и «политичен». Именно это обстоятельство, как мне представляется, и явилось залогом столь успешной его карьеры. Он прекрасно разбирался в направлении политических «ветров», что, собственно, и позволило ему с конца прошлого столетия подниматься по ступеням церковно-административной лестницы, не покидая столицы.
Доказательством сказанного выше может служить и его назначение в Финляндию с автоматическим возведением в сан архиепископа (6 октября 1905 г. — еще при Победоносцеве), тем более, что назначение на Финляндскую и Выборгскую кафедру тогда считалось доказательством исключительного расположения к архиерею светских властей.
К слову сказать, вспоминая в 1911 г. историю «финляндского назначения» 1905 г., архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) — бывший учитель и покровитель Сергия, заявил, что в марте того года «Св. Синод избрал на Финляндскую кафедру преосвященного Тихона [Беллавина — С. Ф.], епископа Американского, но в следующем заседании было заявлено предложение Обер-Прокурора о необходимости преосвященного Тихона для Америки, и назначение в Финляндию последовало иное»[9]. Владыка Антоний не стал уточнять, почему в марте 1905 г. Св. Синод не учитывал необходимости для Америки епископа Тихона, а в дальнейшем — «прозрел», согласившись с предложением Обер-Прокурора, но для знавших синодальную систему сказанного было вполне достаточно, чтобы понять: К. П. Победоносцев «имел виды» именно на епископа Сергия. Парадоксально, но именно старый Обер-Прокурор Св. Синода, идеолог и апологет петровской церковной реформы, помог будущему Патриарху, по многим внутрицерковным вопросам принципиально несогласным с мнениями своего покровителя, войти в «большую» церковную политику.
Победоносцев умел разбираться в людях: в епископе Сергии он увидел блестящего церковного администратора, человека целеустремленного и сильного. При этом Владыка Сергий умел не ссориться с властями, находить контакты с богоискательски настроенной интеллигенцией[10], избегать крайностей «правого» и «левого» толков в своих заявлениях и статьях. К тому же он был прекрасно образованным богословом, человеком эрудированным и начитанным.
Доказательством этого могут служить ответы на вопрос о насущных церковных преобразованиях, которые он дал Св. Синоду в самом начале 1906 г. История этого опроса была достаточно проста. Весной 1905 г. Победоносцев оказался в состоянии настоящей войны с первенствующим членом Св. Синода митрополитом Антонием. Архиерей откликнулся на приглашение председателя Комитета Министров С. Ю. Витте и принял участие в совещании, которое рассматривало вопрос о религиозных свободах. Митрополит Антоний вполне резонно указал, что в случае дарования религиозных прав инославным Православная Церковь окажется в сложном положении, связанная по рукам и ногам государственной опекой. Таким образом, совещание вышло и на вопрос о положении Церкви. Взбешенный, Обер-Прокурор приложил максимум усилий, чтобы изъять дело из Комитета Министров и передать в Св. Синод. Это ему удалось. Но и Синод «изменил» Победоносцеву, проявив удивительную инициативу и обратившись к Николаю II с всеподданнейшим докладом, в котором заявлялось о необходимости созыва Собора. Сумев «остановить поток» и на этот раз, Обер-Прокурор, влияние которого в первой половине 1905 г. катастрофически падало, решился на последнюю меру: противопоставить «взбунтовавшийся» в полном составе Св. Синод епископскому корпусу.
28 июня Св. Синод рассмотрел предложение Победоносцева «о необходимости подготовительных работ по вопросам, предложенным к рассмотрению на Поместном Соборе Всероссийской Церкви». Предполагалось обсудить вопросы о разделении России на церковные округа под управлением митрополитов, о преобразовании церковного управления и суда, о приходе, об усовершенствовании духовных школ, о порядке приобретения церковной собственности, о епархиальных съездах, об участии священнослужителей в общественных организациях и о предметах веры.
Перечислив вопросы, Св. Синод указал на необходимость ознакомления с ними епархиальных преосвященных, тем более что и Поместный Собор должен иметь перед собой необходимый «для суждения» материал — «разработанный и приведенный в систему». Епископы должны были, взяв себе компетентных помощников, не позднее 1 декабря 1905 г. представить Св. Синоду свои соображения. Епископы к указанному сроку не уложились (последний отзыв датирован 1 марта 1906 г.), но, тем не менее, ответы представили. Для Победоносцева, если бы он продолжал оставаться на своем посту, это была бы катастрофа: практически все архиереи высказывались за созыв Собора и избрание Патриарха.
Среди этих епископов был, разумеется, и архиепископ Сергий (Страгородский). Составляя свой отзыв, он шел много дальше своих собратьев-архиереев, часто предлагая нестандартные решения самых сложных церковных проблем. Сергий-теоретик интересен еще и потому, что известность он получил в основном как «практик», управлявший русским церковным кораблем в годы воинствующего безбожия, когда ни о каких реформах нельзя было даже мечтать. Впрочем, не стоит забывать также и о том, что на момент написания своего отзыва Владыка Сергий был сравнительно молодым человеком и совсем молодым архиереем (с 1901 г.). И все же…
По мнению архиепископа, Поместный Собор лучше всего было собрать в менее значительном, чем С.-Петербург или Москва, городе. Лучше всего — в Новгороде. Первым делом Собора должно было стать упразднение Св. Синода как высшего правительства Православной Церкви и провозглашение таковым Поместного Собора. Избрание Патриарха, писал он, должно стать завершением соборных заседаний. В дальнейшем предлагалось созывать Поместный Собор как можно чаще, ибо именно он постепенно давал бы силу закона изменениям «в церковном строе, по мере выяснения их необходимости и пригодности»[11].
Владыка Сергий был сторонником выборного духовенства, но полагал, что «сейчас» это — «праздное мечтание». Судя по отзывам, нельзя признать его и сторонником епископского абсолютизма: Владыка, писал он, должен разделить свою контролирующую и отчасти административную власть с епархиальным съездом, постановления которого своей властью утверждает. Архиерей при обновленном церковном строе утверждал бы и приговоры церковного суда с правом апелляции в вышестоящие инстанции, имел бы последний (решающий) голос при избрании кандидатов священства.
Сторонник децентрализации церковного управления, Архиепископ Сергий заявлял о необходимости разделения России на 12 митрополичьих округов (в Новгороде /если Патриарх будет в С.-Петербурге/, в Вильне, в Вологде, в Москве /если Патриарх будет в первопрестольной, то в Твери/, в Казани, во Владимире, в Новочеркасске, в Киеве, в Харькове, в Тобольске, в Иркутске и в Грузии). «Митрополит избирается собором епископов области, — писал он, — причем, по общему правилу, выслушивается и голос митрополитанской епархии; утверждается же избрание Патриархом и его Священным Синодом»[12]. Писал Владыка Сергий и об избрании епископа, который должен избираться собором архиереев в присутствии митрополита округа и при свидетельстве клира и народа.
Отдельно расписывал он и избрание Патриарха. Всероссийский Собор для этого должен был разделиться на две палаты: верхнюю (святительский Собор) и нижнюю (Собор представителей от епархий, а также клирики и миряне). Вторая палата составляет свой список кандидатов, который рассматривается святительским собором. Последний имеет право дополнять и урезать этот список. Последняя инстанция — Государь, который утверждает его. Затем порознь, закрытым голосованием, обе палаты избирают по одному кандидату, после чего представитель Государя, в храме, где все собрались, пишет на одинаковых билетах три имени: имена кандидатов от двух палат и личную кандидатуру Императора. Все три имени могут совпадать. Все решает жребий. Высшим законодателем и судьей Русской Церкви, по мнению Сергия, безусловно является Собор, собираемый не реже одного раза в пять лет, по мере надобности.