Как-то говорили: страшна не сама нищета, страшно презрение, которым сопровождается она. Неимущий считался человеком второго сорта. И это был закон капиталистического образа жизни, ибо, как говорил Маркс, на одном полюсе общества стояла утонченность потребностей и средств для их удовлетворения, на другом — скотское одичание, полнейшее упрощение потребностей. Тогда сам прогресс уподоблялся отвратительному языческому идолу, который не желал пить нектар иначе, чем из черепов убитых.
Не по количеству денег, не по богатству личного гардероба ценим людей мы. Уважаемыми «миллионерами» считаем тех, на чьем рабочем счету — миллионы тонн руды и стали, метров ткани, налетанных километров. Истинные советские миллионеры — коллективы колхозов и совхозов, работающих высокорентабельно. Ушла в прошлое нищета. Социализм раскрепостил и потребительские запросы народа. Появились средства для их удовлетворения, более разнообразными и утонченными становятся сами потребности. И если словарь Даля, отражая жизнь народа минувшей эпохи, трактует потребление только лишь как удовлетворение нужды, необходимости житейской, то современное понятие этого слова куда богаче, оно включает в себя и потребности моральные, духовные.
Зачастую и сама материальность потребностей отражает запросы духовные. Вот любопытный пример. Социологи провели исследования на ряде предприятий Челябинска. Сравнивались потребительские установки школьников и их родителей. Почти половина старшеклассников включила в число прочих предметов, необходимых для нормальной жизни, магнитофон. Среди родителей только один процент согласился с этим мнением. А когда ровно через десять лет социологи повторили свои опросы в тех же самых коллективах, подавляющее число взрослых сочло магнитофон совершенно необходимым в повседневной жизни и даже поставило покупку его в число первоочередных нужд. Вот вам и трансформация самого понятия «нужда»! Необходимость магнитофона объяснялась не только возросшими материальными возможностями, но и возросшими духовными потребностями: магнитофон, по мнению опрошенных взрослых, нужен для обучения детей иностранному языку, их культурного развития, для общего развития всей семьи. Социализм дает возможности для удовлетворения этих главных потребностей человеческой личности, не отвергая и нужд сугубо материальных, наоборот, стремясь на основе развития производства, на основе эффективности общественного труда как можно полнее удовлетворить их. Только всякая ли нужда является истинной потребностью духовно развитой личности? Тут все дело в мере, которая определяется нравственностью общества и личности. Хотя сам рост потребностей я бы назвал одним из двигателей прогресса.
У меня хранится статья из одной газеты. Ее корреспондент был участником любопытного эксперимента. Группа парней налегке отправилась в тайгу, чтобы проверить, сможет ли человек существовать в экстремальных для него, с точки зрения привычной жизни, условиях, вне удобного быта, окруженного массой вещей и услуг. Оказалось, может. Оказалось — не так уж много человеку и надобно-то. Во всяком случае, без подавляющего большинства вещей обойдется. И вот размышления журналиста по этому поводу:
«…Постепенно и незаметно для самого себя человек становится рабом вещей. Привыкает к ним и уже не представляет себе жизни без них. А ведь если вдуматься, то окажется, что рядом с нами крайне немного вещей, без которых мы действительно не могли бы обходиться. Что нам нужно? Крыша над головой, простая удобная постель, предметы первой необходимости в домашнем обиходе. А чем мы окружили себя? И не упомнишь всего… Многие вещи, приобретенные не то по горячечности, не то по безрассудности, лежат бесцельно, забытые… Нет, не умеем мы, во всяком случае, подавляющее большинство из нас, отказаться в повседневной жизни от ненужных вещей. Жажда накопительства и обладания вещами — вот что еще приобрел человек в процессе развития цивилизации. Приобрел в этой погоне вместе с инфарктом, инсультом, раком и разнообразным ассортиментом нервных болезней. А жил бы человек спокойнее, разумнее, скромнее — ничего бы этого не было. Во всяком случае, в массовом масштабе не было».
Позволю себе согласиться далеко не со всеми этими утверждениями. Прежде всего, с теми, будто человеку так немного надо. Нет, ему надо много. И прежде всего, ему надо жить не в экстремальных условиях, когда его потребности действительно могут быть сведены к минимуму для поддержания жизни. Сама история человечества есть борьба с необходимостью бороться за существование. Маркс считал, что личность должна быть одинаково всесторонней и в своем производстве, и в своем потреблении. Не хлебом единым жив человек. Потребительская неразвитость — тоже плохо. А проповедникам аскетизма напомню слова шекспировского короля Лира:
Мне неизвестен способ жить без вещей. Даже в экстремальных условиях. А поскольку сам в подобные условия не попадал, сошлюсь на всем хорошо известный пример — жизнь Робинзона Крузо на необитаемом острове, где он по воле автора бессмертного романа провел почти тридцать лет. Покидая остров, Робинзон оставил на нем немало: просторный дом с мебелью ручной работы, хороший гардероб, а по нашему говоря, меховые шубы и дубленки, «дачу» с приусадебным участком соток этак в пятнадцать, стадо мелкого рогатого скота, небольшую яхту.
Если для жизни на необитаемом острове Робинзону потребовалось столько вещей, сколько же их нужно нам?!
И мы имеем их во все возрастающем количестве. В сравнении с довоенным временем объем покупаемых товаров потребления (в сопоставимых ценах, разумеется) вырос более чем в десять раз. Посуды покупаем в двадцать раз больше, мебели — в сорок: квартиры почти у всех отдельные, есть куда ставить купленное и есть на что купить нужное, а не только остро необходимое.
Разумеется, сводить все лишь к возросшему материальному достатку нельзя. Нам необходимо, чтобы люди были не только лучше обеспечены материально, но и были здоровы физически, развиты духовно, активны в общественном отношении, — не раз указывалось в партийных документах, определяющих принципы нашего общества. Именно поэтому нас не могут не беспокоить рецидивы так называемого «вещизма».
Нельзя согласиться и с таким расхожим суждением: дайте человеку вдоволь насытиться материальными благами, мы воевали, голодали, жили в землянках и бараках, и сегодняшнее чрезмерное увлечение иных людей престижным комфортом — это естественная реакция на открывшиеся возможности обеспеченности и благополучия. А всего этого не достигнешь без лишнего рубля. Пройдет время, и все встанет на свои места: человек начнет равнодушно относиться к привычным для него вещам и даже деньгам, на первый план у него выйдут духовные запросы.
Так ли это? Разгул потребительских и меркантильных амбиций — явление опасное. Пустить формирование потребностей на самотек, не заботиться о воспитании культуры потребления означало бы отступление под натиском мещанской, мелкобуржуазной психологии. И дело не только в рецидивах меркантильности и вещизма. Ведь зачастую они становятся возможными только с помощью рвачества, спекуляции, взяточничества. Не случайно, призывая к решительной борьбе с нарушителями социалистической морали, июньский (1983 год) Пленум ЦК КПСС отметил, что нужна более активная и целенаправленная работа по формированию разумных потребностей личности. Заметьте: по формированию, а не по удовлетворению.
Понятно, что разумные потребности воспитываются не только в потреблении, даже не главным образом в потреблении. Сферой их формирования, считают философы, является все, что способствует духовному возвышению человека. В связи с этим возникает необходимость разработки социалистической морали потребления, о чем уже не один раз писала наша партийная печать. В самом деле, каким должно быть социалистическое потребление? Увы, этого мы пока не знаем. Действующие ныне институты и службы по изучению запросов потребителей большей частью лишь констатируют сложившиеся потребности, в лучшем случае — анализируют их и оценивают. Еще реже прогнозируют потребительские запросы.
А ведь дело не в потребительских прогнозах, хотя и они важны для правильной работы многих отраслей промышленности, которые должны заранее знать и учесть конъюнктуру внутреннего рынка. Вопрос стоит более принципиально. Должны ли мы ориентироваться на те стандарты потребления, которые стимулируют или хотя бы удовлетворяют сверхпотребности и прихоти, желания во что бы то ни стало иметь то, без чего можно обойтись, не испытывая собственной ущербности. И опять-таки не о безоговорочном аскетизме веду речь.
Конечно, пить можно из консервной банки или глиняного черепка. Но лучше из хрустального бокала или фарфоровой чашки. Носить можно ватник да стеганые бурки. Но не плохо мы выглядим и в дубленках, модных сапожках. Даже куда лучше выглядим. Однако не в этом суть. Суть в том, какова культура потребления, которая зависит от эстетической и нравственной культуры человека. Суть в том, какой ценой приобретаем вещи. Имею в виду цену моральную. И еще суть в том, для чего приобретаем вещи. Всякая ли вещь, всякая ли нужда является истинной потребностью духовно развитой личности, а не погоней за капризной модой или стремлением к престижности в самом дурном, обывательском смысле слова, стремлением к самоутверждению с помощью столь дорогого сердцу мещанина дефицита. Не в состоянии понять истинных ценностей человеческой личности, мещанин мучается, если не владеет чем-то модным или редким, что есть у более удачливого знакомого. А еще лучше, в его понимании, переплюнуть других в этаком обладании, выделиться, породить зависть к себе…
Вспомнилась давняя встреча в степном зауральском райцентре. Хозяйка местной избы-гостиницы понимала, что значит теплый ночлег для ее основных постояльцев, шоферов-междугородников с великого Сибирского тракта. Она истопила печи более чем добросовестно. Духота, храп истомившихся на холоде людей, перегар водки, дернутой по маленькой с устатку, — все это выгнало меня среди ночи в коридор. Там, у самой входной двери, где чуть поддувало морозным воздухом, сидел молодой человек, выгнанный сюда из гостиничного номера, как оказалось, тоже духотой.
Разговорились. Был он с Кавказа, инженер-механик. Здесь, в Зауралье, как представитель частного сектора. «Командирован» для установления конъюнктуры рынка и контактов, расчищающих по весне путь целой артели торговцев самыми разнообразными дарами полей. Имеет хорошие «командировочные, представительские, комиссионные».
— А как же завод?
— Что завод? Полторы тысячи в год. Разве я такой дешевый?
Мы долго спорили о ценности личности человека и его труда. Об истинном и мнимом в этих ценностях. Мой собеседник был начитан и остроумен. Ночное единоборство мысли будоражило нас обоих, сон отлетел. Но когда мой оппонент перешел к практической части своего «кредо» и заявил, что иначе, как на такси он ездить не может, а «шефу» должен дать вдвое против счетчика для самоуважения, спорить расхотелось. Я вернулся в кислую десятиместную комнату. Здесь все было понятным…