– Может быть, он устарел, но отказ от него создаст куда больше проблем. Стоит объявить об этом, и все искатели удачи царского рода устремятся на наши берега. И начнется история, как в старой сказке: претенденты на руку наследницы отираются возле дворца и совершают подвиги, предложенные отцом или богами. Я же не испытываю желания устраивать состязание женихов, мне и без того дел хватает.

– Меня всегда удивляло, как эти женихи решаются попытать счастья, – заметила Арсиноя. – Ведь отвергнутые всегда погибают.

– Ну, – рассмеялся отец, – дело, наверное, в том, что царевны наделены смертельной красотой.

После трапезы отец попросил меня остаться. Остальные разошлись. Хмурая Арсиноя подняла свое одеяние и небрежно потащила его за собой, словно желая продемонстрировать, как она презирает дары царя, коль скоро он не предложил ей самый главный.

– Так вот, дитя мое, – сказал отец, заняв место рядом со мной. Мы сидели на скамье с мягкими подушками, откуда открывался прекрасный вид на гавань. – Я должен тебе сказать кое-то еще.

– Что? – спросила я, уже догадываясь.

– Думаю, было бы разумно объявить тебя соправительницей.

– Но на всех церемониях я и так выступаю…

– Я хочу сделать это официально. То есть провозгласить тебя царицей.

– Царицей… сейчас?

Это казалось чудом – обрести высшую власть без необходимости мешать радость с горем утраты.

– Для меня это огромная честь, – промолвила я, совладав с нахлынувшими чувствами.

– Значит, в скором времени последует еще одна церемония, – сказал отец.

Он закашлялся. Кашель усилился до приступа удушья, и тут до меня дошло, что его приготовления вовсе не преждевременны.

– Отец, пожалуйста, не заставляй меня выходить замуж за моего брата! – попросила я, понимая, что это необходимо сделать сейчас. – Он плакса и ябеда, а когда вырастет, станет еще хуже.

Но царя было не переубедить даже мне. Он покачал головой.

– Нет уж. Радуйся тому, что я вопреки общепринятому порядку не назначил его наследником через твою голову. До сих пор первенство в правлении никогда не принадлежало женщинам.

– Ты не решился бы так поступить! – заявила я, но сказала это с любовью.

Я положила голову на плечо отца и подумала, как редки в нашем семейном кругу подобные доверительные прикосновения. Мы, Птолемеи, сторонились друг друга и обходились без простой человеческой ласки. Он вздохнул, потом решился погладить меня по голове.

– Да, скорее всего, я не решился бы. У тебя слишком сильная воля, тебя нельзя отпихнуть в сторону. И это хорошо.