— Я пытался, — сказал Роланд. — Честно. Я правда пытался.

Полагаю, ты и правда пытался, думала Тиффани. Но ты не очень ловкий, а Барон уж точно человек без Первого Зрения. Он видит мир таким, каким хочет видеть.

— Ты когда-нибудь станешь Бароном, верно? — промолвила она.

— Ну, да. Когда-нибудь. Слушай, а ты действительно ведьма?

— Когда твое время придет, будешь хорошим Бароном, я полагаю? — сказала Тиффани, переворачивая масло. — Честным, щедрым и порядочным? Будешь хорошо платить людям и заботиться о пожилых? Не позволишь выгнать старую женщину из дому?

— Ну, я надеюсь, что…

Тиффани повернулась к нему, держа лопаточки в руках.

— Потому что я буду здесь, видишь ли. Ты поднимешь глаза и заметишь, что я на тебя смотрю. Я буду стоять в толпе, с краю. Всегда. Я буду присматирвать за всеми делами, потому что Болит, и за моей спиной много поколений таких же, как я, и это мой край. Но ты станешь для нас Бароном, и надеюсь, хорошим. А если нет… будем разбираться.

— Слушай, я знаю, что ты мне… — начал Роланд, наливаясь краской.

— Очень пригодилась? — подсказала Тиффани.

— … но так со мной разговаривать не надо, понимаешь!

Тиффани была уверена, что из-под потолка, на самом-самом краю слышимости, до нее донеслось: «Эччч кривенс, мальца сопляк-то наглый…»

Она закрыла глаза на мгновение, а потом, с колотящимся сердцем, указала лопаткой для масла на одну из бадеек.

— Бадейка, наполнись! — приказала Тиффани.

Бадья превратилась в размытую полоску и вдруг захлюпала. Вода струйкой потекла через край.

Роланд смотрел широко раскрытыми глазами. Тиффани улыбнулась ему самой милой своей улыбкой, от которой кто-нибудь запросто мог оробеть.

— Ты никому не скажешь, ладно? — проговорила она.

Он повернул к ней бледное лицо и выговорил с трудом:

— Кто же мне поверит…

— Айе, — сказала Тиффани. — Так что мы понимаем друг друга. Это ведь славно? А теперь, если ты не возражаешь, я бы закончила это дело и взялась бы за сыр.