— И когда это не сработало, ты снова солгал.

— Нет. — Томми замотал головой. Он даже взглянул на Остина, как будто тот мог его поддержать, но Остин смотрел на него холодным, оценивающим взглядом, словно лик на старом портрете.

— И они все-таки не обращали на тебя внимания, так? Они даже не поверили тебе.

— Нет, — сказал Томми. Он вновь ощутил душевную боль от этого.

— На этот раз ты подготовился капитально. Ты обратился к учителю, к медсестре. Ты хотел, чтобы они помогли тебе убедить родителей?

— Я должен был рассказать им, — вставил Томми.

— Еще бы! Кто бы тебе поверил на этот раз, не подключи ты посторонних людей?

— Если родители не поверили мне, я должен был рассказать кому-то еще.

Бастер кивнул.

— Ты запутался в собственной лжи, потому что посторонние люди поверили в твой рассказ.

— Это не ложь! — Голос Томми сорвался на крик.

— Ну, Томми? Ты же сказал, что лгал. Ты признал это.

— Я не лгал о нем.

Томми обернулся к Остину. На это движение, казалось, ушли последние силы. Из глаз Томми брызнули слезы.

— Ты не понимал, какую боль ему причиняешь, правда, Томми?

Томми замотал головой.

Сердце Бастера не знало сочувствия. Он безжалостно настаивал на своем. Остин облокотился о стол одной рукой, выставив корпус вперед. Элиот держался в стороне. Голос Бастера сотрясал своды зала.

— Ты не знал, что все так обернется, правда, Томми? Первый раз, когда ты солгал, все обошлось? Ты не ожидал, что на этот раз дело дойдет до суда, правда?

— Ожидал, — тихо сказал он. — Я знал, что так получится.

— Ты был готов рассказать свою историю перед этими людьми?