— Это было в мае, — медленно сказала она, затем попробовала наугад: — Двадцать первого. Тысяча девятьсот девяностого года.

Остин закрыл глаза, но Мэйми не смотрела на него. Она ждала реакции Бекки, чтобы узнать, сумела ли она угадать.

— Вы уверены? — переспросила Бекки.

— Думаю — да. Это тот самый день. Я прекрасно помню.

— Значит, вы помните, на какой день вашему другу нужно алиби, а не когда вы действительно видели его.

— Нет. — Мэйми замотала головой. — Прежде чем переговорить с Остином, я удостоверилась сама.

— Может, ваш муж уточнил дату, — сказала Бекки. — Он не ведет дневник деловых встреч?

— Повторяю вам, Элиота там не было, — твердо сказала Мэйми. Она обрадовалась, что разговор изменил направление.

— Действительно, — сказала Бекки, как будто только что вспомнила. — Остин Пейли пришел к вам, когда вы были одни, и ушел, прежде чем вернулся ваш муж. А ведь он беспокоился о вас.

— Он и так долго у меня пробыл, — попыталась Мэйми оправдаться, — к тому же Элиот должен был скоро возвратиться.

— Но обстоятельства таковы, что только вы можете подтвердить алиби обвиняемого, — ввернула Бекки, желая, чтобы присяжные запомнили ее слова.

— Да, — сказала Мэйми.

Бекки посмотрела на нее снисходительно.

— Я закончила, — сказала она.

Мэйми подтвердила Бастеру, что Остин был у нее дома, в означенный день, а также что она не путала даты, пока прокурор не сбила ее с толку своими провокационными вопросами.

Бекки выдержала искренний взгляд Мэйми и, казалось, оставила мысль продолжать истязания старой женщины, лишь улыбнулась ей и сказала, что у нее нет вопросов. Остин поднялся, чтобы проводить Мэйми. Она поблагодарила его улыбкой и пожатием руки. Ее любовь и привязанность к нему были очевидны и неподдельны.

Элиот поднялся в ответ на разрешение судьи вызвать следующего свидетеля. Он не сразу заговорил. Я знаю цену этому молчанию: ты охвачен страхом, что не сумел выжать всего из процесса, что есть свидетель, о котором ты забыл.

— Защита закончила, — сказал Элиот.

Судья Хернандес бросил взгляд на часы над входом в зал. Была половина двенадцатого.

— Обе стороны, подойдите, — сказал он, пошевелив пальцами.