Найти хозяина дома не составило труда — он беседовал с Пеменхатом в просторной светлой горнице, а поскольку старик, как всегда, говорил довольно громко, почти кричал, им оставалось идти на звук его голоса.
— Ага, вот и остальные! Очень рад, очень рад.
Векольд был, пожалуй, ненамного старше Пеменхата, но выглядел не таким бодрым. Когда этот приземистый сгорбленный человечек поднялся и пошёл навстречу вошедшим, стало заметно, как сильно он хромает. Карсидар решил, что и походка, и сам вид его отвратительны. Даже сплошь покрывавшие лицо белёсые шрамы, которые свидетельствовали о бурно прошедшей молодости, не внушали доверия. Карсидар поймал себя на том, что с уважением думает о людях, нанесших эти шрамы, но никак не об их носителе. А сам Векольд… Да лучше б ему провалиться сквозь землю! Глаза бы не видели этого мерзкого старикашку.
— Мы… Знаешь, мы хотели расспросить про мальчика, который когда-то, давным-давно, пришёл на твой хутор. Со стороны гор, — сказал Карсидар, желая как можно скорее выяснить всё, что его интересовало, и вслед за тем убраться отсюда подобру-поздорову.
— О нет, нет, что ты! Что ты, почтенный… — запротестовал хозяин, протянув к вошедшим длинные, некогда сильные руки.
— Да какой из меня почтенный, — слегка досадуя на этого олуха, возразил Карсидар. — Вот он почтенный (небрежный кивок в сторону Пеменхата), а я — так, голодранец.
— Что ты, что ты! Все гости его светлости для меня почтенные. Не обижай меня. Но… Я вижу, тебе плохо? — заволновался Векольд.
— Ничего, ничего, всё это ерунда. Не обращай внимания. Просто расскажи про мальчика…
Ему почудилось, что эта тема очень неприятна бывшему оруженосцу князя. Но разобраться в эмоциях Векольда не удалось, поскольку тот, не обращая внимания на протесты Карсидара, подошёл к двери и самым решительным образом потребовал, чтобы подали обед.
«Не противься», — мысленно посоветовал ему Читрадрива.
«Я просто не выдержу», — честно сознался Карсидар.
«Выдержишь, — заверил Читрадрива. — В конце концов, это даже интересно».
«Что „интересно“? Мне плохо, прекрати, наконец, говорить загадками!» — попросил Карсидар.
Читрадрива не ответил. И вместо того, чтобы поддержать Карсидара принялся расхваливать люжтенское гостеприимство. В применении к гандзаку, с детства приученному к сдержанности в общении с чужаками, такое поведение можно было назвать безудержной болтливостью.
Обессилевшему Карсидару оставалось подчиниться. Он сел за стол, на который служанки немедленно наставили кучу кушаний. А когда все поели, сама жена Векольда, показавшаяся Карсидару уродливой старой каргой, подала огромный круглый пирог с дичью.
— Вот кушанье, которое в Люжтене готовят поистине блестяще! — восторженно воскликнул Пеменхат, съевший за компанию с князем немало таких пирогов.
«Старый обжора», — неприязненно подумал Карсидар и почувствовал, что эта его мысль развеселила Читрадриву пуще прежнего.
И тогда он со злостью отбросил куриную ножку, которую вот уже минут двадцать грыз с меланхоличным видом, и решительно потребовал:
— Ладно. Давай, рассказывай про мальчишку.
— Тебе понравилось угощение? — с надеждой спросил Векольд.