Вначале главная роль в окружении юного Вильгельма играл герцог Ален Бретонский. Но в 1039 году он умер, и достойной замены ему не нашлось. После этого главенствующую роль при герцогском «дворе» занял человек сильного характера – Жильбер де Брионн. Но в том же 1039 году он погиб от руки наемного убийцы. Его подослал Рауль Гассийский, один из сыновей покойного архиепископа Роберта.
Примерно в то же самое время погибает еще один из опекунов сына Роберта Дьявола – Турчетиль. Ряд историков именно его называют воспитателем юного герцога. Достоверные обстоятельства его смерти истории неизвестны, но в том, что это было злодейское покушение, сомневаться особо не приходится.
Вильгельм и подрастал, и мужал характером. За него до его совершеннолетия герцогством правили другие люди из королевского окружения (прежде всего опекун Жильбер де Брион), зачастую даже не «советуясь» с, казалось бы, истинным правителем огромных владений на севере Франции. Но такая ситуация могла быть только временной.
Ее король тогда тоже особо не влезал во внутренние дела герцогства, подчинявшегося ему в силу собственного могущества номинально. Он прекрасно понимал, что ставшие у власти в области Нормандии датские викинги до сих пор полностью «не офранцузились», и было не всегда ясно, к какому отечеству относят себя эти новоявленные феодалы. Тогда в Париже их еще считали неким чужеродным явлением на земле собственно Франции, и одно это давало Нормандии некое право на самобытность и автономию от королевской власти.
Впрочем, и многие другие исторические области современной Франции пользовались значительной автономностью не только во внутренних, но и внешних делах. Так что обладатели королевской короны жили в ту пору с большим беспокойством за свою династию. Внутри страны у них часто находились могущественные вассалы в лице не только герцогов, но даже графов.
Трудно сказать, как маленький Вильгельм воспринял известие о смерти отца. Равно как и то, что после получения печального известия большая часть Нормандии стала ареной баронской междоусобицы. В ней он лишился одного из своих опекунов: Жильбер де Брион был предательски убит на пустынной дороге. Тогда новым опекуном маленького герцога стал Рауль де Гасе, который быстро стал прибирать к своим рукам власть в герцогстве.
Надо отдать должное дееспособности Рауля де Гасе, который от имени герцога Вильгельма, совершеннолетие которого уже было не за горами, делал все, чтобы подавить своеволие местных баронов. Так, он подавил мятеж виконта Йемуа Турстэна Гоза, наследника скандинавского викинга, захватившего с помощью преимущественно французских наемников замок Фалез и отказавшегося подчиняться распоряжениям герцога.
Считается, что большая часть навербованных виконтом воинов являлись французами, а не нормандцами. Хронист Вильгельм Жюмьежский считает, что Турстэн Гоз «помчался на помощь королю Франции», то есть действовал по наущению Генриха I. Сейчас трудно сказать, являлся ли король инициатором этого мятежа, или просто позволил такому случиться.
Считается, что в этом военном походе верных рыцарей на освобождение Фалезского замка Вильгельм Завоеватель в 14 или 15 лет получил боевое крещение. Он стал свидетелем взятия замка: когда снаряды (камни) метательных осадных машин пробили в крепостной стене большую брешь, что позволяло начать штурм, Турстэн Гоз сдался на милость победителя и был изгнан из Нормандии. Но через несколько лет он вернулся туда, сумев вернуть себе расположение правителя.
В том случае Рауль де Гасе быстро собрал герцогское вассальное ополчение, начальником которого он являлся. В самый короткий срок непокорный виконт Йемуа был вынужден подчиниться силе, которая исходила от юного герцога, вернее – от «правительства» при нем в лице Рауля де Гасе и командиров отрядов рыцарского ополчения.
Здесь надо отдать должное дяде Вильгельма по матери, Готье: он часто, когда чувствовалась атмосфера опасности, ночевал в спальне племянника, не расставаясь с мечом и кинжалом. Готье не раз спасал юного Вильгельма, тайно оставляя ненадежные дворцовые покои и прячась не только ночью, но и днем в хижинах бедных, но верных нормандцев.
Так что до своего совершеннолетия герцог познал многое зло окружающего его мира. Став взрослым, он удивительно легко разгадывал тайные замыслы близких людей, направленные против него лично и его семьи. Нельзя сказать, что Вильгельм Завоеватель читал тайные мысли людей из своего окружения. Но в том, что он верно угадывал «злые мысли», особо сомневаться не приходится.
Мальчик рано стал познавать жестокости феодального миропонимания. Он явился невольным свидетелем убийства сенешаля Осберна де Крепона, своего дяди по отцу: убийца с мечом в руках ночью ворвался в спальню Вильгельма, когда в ней находился сенешаль Нормандии. Случилось это, по разным сведениям, в 1040 или 1041 году. В одной из хроник это убийство называется гибелью в драке, случившейся в герцогской спальне в Водрее.
Эта череда утрат опекунов, близких людей наложила на мальчика отпечаток постоянной жизни в тревоге и страхе, в ожидании опасности, которую надо встречать в готовности противостоять ей. Известно, что свою привязанность к Осберну де Крепону герцог Нормандский, будущий король английский перенес на его сына, а потом и внука. Свое детство Вильгельм вспоминал как бродячую жизнь в постоянном поиске безопасного места пребывания, даже ночлега. Начало его долгой для той эпохи жизни можно назвать только печальным.
Именно в детские годы, в юности Вильгельм Завоеватель научился распознавать людей и приобредумение судить о человеческих способностях и наклонностях, характере, мере доверия к ним. Писатель Средневековья Ордерик Виталий скажет о том периоде жизни венценосного полководца: «Он копил в своем детском сердце мужскую силу».
…В Нормандию стали вторгаться соседи, владетельные феодалы Бретани. Это герцогство, говоря языком наших дней, претендовало на гегемонию в северной Франции, да и к тому же с Нормандией у бретонцев находилось много неразрешенных пограничных проблем. Они возникали по той простой причины, что в Средневековье демаркации границ не производилось. Ими в лучшем случае были реки или другие естественные, природные рубежи. Если же их не существовало, то на границе возникали кровавые распри из-за спорных пастбищ, сенокосов и прозаичных пустырей.
Феодальное соперничество между Бретанью и Нормандией не утихнет и тогда, когда Вильгельм достигнет совершеннолетия и возьмет правление герцогством в свои уже не юношеские руки. Воевать же много нормандцам придется против герцога Алена III Бретанского, который предъявил свои, пусть и сомнительные, права на Нормандию.
Здесь следует заметить, что такие феодальные войны в средневековой Франции больше напоминали разбойные набеги на соседа, и не всегда в ходе их осаждались рыцарские замки и города, больше напоминавшие большие крепости. Поэтому в военном противостоянии двух больших феодов Французского королевства вся их военная сила редко подвергалась полной мобилизации.
Политическая ситуация в верхнем эшелоне власти (среди родни Роберта Дьявола) в герцогстве с малолетним Вильгельмом во главе постоянно менялась. Это грозило ему и его «партии» серьезными бедами и утратами. Младшие единокровные братья отца, люди самолюбивые, Можер и Вильгельм де Талу стали быстро набирать силу, что укрепляло их амбициозность и увеличивало число сторонников. Естественно, что в таком случае уменьшалось число людей, которые стояли за бастарда, объявленного отцом законным наследником нормандского престола.
В 1037 (или 1038) году Можер утверждается архиепископом Руанским. Иначе говоря, он оказывается во главе церковной иерархии Нормандии. В то же время Вильгельм де Талу становится графом Аркеза, тогда для герцогства большого феода. То есть число подвластных ему рыцарей заметно увеличивается и он становится в военном отношении сильней. С 1039 года имена Можера и Вильгельма де Талу в официальных актах Нормандии встречаются сразу после имени ее правителя, а тот находился еще на полном попечении.