Я так и отписал. И дело, конечно, поправилось…»534.
Протоиерей Сергий Четвериков, бывавший у старца Анатолия в разное время, и тогда, когда тот жил в скиту, и потом, уже в монастыре, писал, что «около него создалась та особенная духовная атмосфера любви и почитания, которая окружает истинных старцев и в которой нет ни ханжества, ни истеричности. Отец Анатолий и по своему внешнему согбенному виду, и по своей манере выходить к народу в черной полумантии, и по своему стремительному, радостно-любовному и смиренному обращению с людьми напоминал преподобного Серафима Саровского. Обращала на себя внимание его особенная, благоговейная манера благословлять — с удерживанием некоторое время благословляющей руки около чела благословляемого. В нем ясно чувствовались дух и сила первых великих оптинских старцев»535.
В том же 1916 году посетил Оптину пустынь князь Н.Д. Жевахов, желавший посоветоваться со старцем — идти ли ему в монастырь или принять предложение Государя стать товарищем Обер-прокурора Святейшего Синода. В начале беседы князь сказал старцу:
«— Иной раз так тяжело от всяких противоречий и перекрестных вопросов, что я боюсь даже думать… Так и кажется, что сойду с ума от своих тяжелых дум.
— А это от гордости — ответил отец Анатолий.
— Какая там гордость, батюшка, — возразил я, — кажется мне, что я сам себя боюсь, всегда я старался быть везде последним…
— Это ничего, и гордость бывает разная. Есть гордость мирская — это мудрование; а есть гордость духовная — это самолюбие. Оно и точно, люди воистину с ума сходят, если на свой ум полагают да от него всего ожидают. А куда же нашему уму, ничтожному и зараженному, браться не за свое дело. Бери от него то, что он может дать, а большего не требуй… Наш учитель — смирение. Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. А благодать Божия это всё… Там тебе и величайшая мудрость. Вот ты смирись и скажи себе: “Хотя я и песчинка земная, но и обо мне печется Господь, и да свершается надо мной воля Божия”. Вот если ты скажешь это не умом только, но и сердцем и действительно смело, как подобает истинному христианину, положишься на Господа с твердым намерением безропотно подчиняться воле Божией, какова бы она ни была, — тогда рассеются пред тобою тучи, и выглянет солнышко, и осветит тебя и согреет, и познаешь ты истинную радость от Господа, и все покажется тебе ясным и прозрачным, и перестанешь ты мучиться, и легко станет тебе на душе»536.
Что касается должности товарища Обер-прокурора, то отец Анатолий сказал: «Коли Царь зовет, значит — зовет Бог. А Господь зовет тех, кто любит Царя, ибо Сам любит Царя и знает, что и ты Царя любишь… Нет греха больше, как противление воле Помазанника Божия… Береги его, ибо им держится земля Русская и вера Православная… Молись за Царя и заслоняй его от недобрых людей, слуг сатанинских… <…> Судьба Царя — судьба России. Радоваться будет Царь, радоваться будет и Россия. Заплачет Царь, заплачет и Россия, а… не будет Царя, не будет и России»537.
Преподобный Анатолий родился в 1855 году в Москве, звали его Александром Алексеевичем Потаповым. Отец его был из мещан и занимался торговлей. Семья была большая и жила по православным обычаям. Александр учился в уездном училище, но уже, кажется, не в Москве, и неизвестно — доучился ли до конца, так как отец его скончался и пришлось его матери и старшим детям поддерживать торговлю «красным товаром» (тканями). Из воспоминаний об отце Анатолии монахини Домны следует, что перед поступлением в Оптину пустынь Александр жил с матерью в Калуге, где был приказчиком, может быть уже и не в своей лавке. С отрочества имевший теплую веру в Бога, Александр мечтал о монашестве и не раз делал попытки свою мечту осуществить. «Когда я был молод, — вспоминал старец, — я хотел быть монахом, а мать не пустила, не хотела, и я ушел в монастырь тогда, когда она умерла». Он говорил, что «одиннадцать лет жил в мире с матерью после того, как уже твердо решил идти в монастырь. А вот пришло время, и Бог помог осуществить мне мое желание»538.
Ему было тридцать лет, когда он прибыл в Оптину пустынь. 15 февраля 1885 года он стал послушником и был назначен келейником старца Амвросия. Через три года послушник Александр удостоился пострижения в рясофор. Будущий келейник старца Анатолия иеромонах Варнава вспоминал, как он в первое время жизни в обители ходил в скит: «Придешь, бывало, к отцу Амвросию, а отец Анатолий — да как это отворит, да как-то посмотрит, да улыбнется, да обласкает…» (он еще заметил: «А уж как красив был батюшка Анатолий… Ну, прямо как Ангел»). Богомольцы полушутя говорили: «Какой чудесный келейник у отца Амвросия, лучше самого батюшки!»539. После кончины отца Амвросия отец Анатолий стал келейником старца Иосифа. 3 июня 1895 года рясофорный инок Александр был пострижен в мантию с именем Анатолий. 5 июля 1899 года состоялось его рукоположение во иеродиакона. Иеромонахом он стал 27 марта 1906 года. А еще 6 марта указом Калужской Консистории он был назначен духовником сестер Шамординской обители. К этому времени отец Анатолий — уже известный в народе благодатный старец. В его скитскую келию приходило столько народа, что иногда и самому настоятелю обители, архимандриту Ксенофонту, трудно было протиснуться сквозь толпу, чтобы попасть на исповедь к отцу Анатолию. 4 июля 1908 года по благословению настоятеля старец переселился в монастырь, будучи назначенным на место скончавшегося монастырского духовника иеросхимонаха Саввы, жившего в келии при больничной Владимирской церкви. С этого времени отец Анатолий, постоянно пребывая в храме, принимал мирян, — весь день, и даже до полуночи не закрывались церковные двери. Но в этой келии старец прожил лишь три года — она оказалась для него слишком сырой. Он перешел в церковный дом, что напротив храма, и там провел десять лет. Он исповедовал, брал людей к себе в келию для духовной беседы, часто проводил во Владимирской церкви для особенно немощных Таинство Соборования. Он поистине был народным утешителем, да к нему по большей части и шли все простые люди — крестьяне, купцы, мещане… Приходили со своими трудностями, с крайней озабоченностью, иногда в тяжком унынии, а уходили утешенными, укрепленными в вере и надежде, обласканными старческой любовью о Христе.
Когда Великий князь Дмитрий Константинович пожертвовал участок принадлежавшей ему земли близ Петрограда под Шамординское подворье (близ Стрельны), то старец Анатолий, как шамординский духовник, поехал на его закладку. Это было осенью 1916 года. Остановился он в доме купца Михаила Дмитриевича Усова на Гороховой улице, — благочестивый этот купец, благотворитель, часто бывал в Оптиной пустыни. В Петрограде старец не имел ни минуты отдыха… Супруга историка Оптиной пустыни И.М. Концевича Е.Ю. Концевич (племянница С.А. Нилуса) тогда, осенью 1916 года, побывала в доме Усовых вместе со своими братом и сестрой. «Когда мы вошли в дом Усовых, — писала она, — мы увидели огромную очередь людей, пришедших получить старческое благословение. Очередь шла по лестнице до квартиры Усовых и по залам и комнатам их дома. Все ждали выхода старца. Ожидало приема и семейство Волжина — Обер-прокурора Святейшего Синода. В числе ожидающих стоял один еще молодой архимандрит, который имел очень представительный и в себе уверенный вид. Скоро его позвали к старцу. Там он оставался довольно долго. Кто-то из публики возроптал по сему поводу, но кто-то из здесь же стоящих возразил, что старец не без причины его так долго держит. Когда архимандрит вышел — он был неузнаваем: вошел к старцу один человек, а вышел совсем другой! Он был низко согнутый и весь в слезах, — куда девалась гордая осанка! Их тайный разговор одному Богу известен! Вскоре показался сам старец и стал благословлять присутствующих, говоря каждому несколько слов. Отец Анатолий внешностью походил на иконы преподобного Серафима: такой же любвеобильный, смиренный облик. Это было само смирение и такая не передаваемая словами любовь. Нужно видеть, а выразить в словах — нельзя! <…> Члены семьи Усовых стали упрекать сидевшую публику в том, что люди чрезмерно обременяют слабого и болезненного старца. Принимает он людей все ночи напролет. Ноги у него в ранах, страдает он грыжей, он чуть живой»540.
В начале февраля 1917 года Великий князь Дмитрий Константинович снова посетил Оптину и опять с ним приехала княгиня Татьяна Константиновна Багратион-Мухранская, на этот раз со своими детьми. Великий князь пригласил отца Анатолия еще раз приехать в Петроград по делам будущего Шамординского подворья. В конце февраля отец Анатолий поехал, но в это время началась так называемая в истории февральская революция (хаос в Петрограде, а потом и в других городах, цепь бунтов, хулиганских погромов, множество предательских действий по отношению к царской власти со стороны чиновников, военных, членов Думы и так далее), и старец вынужден был остановиться в Москве.
Какое-то время он находился в благочестивой семье Шатровых — Алексея Степановича и Сарры Николаевны, всегда радушно принимавших монахов, и особенно из любимой ими Оптиной пустыни. 27 февраля на улицах Москвы начались беспорядки, послышалась стрельба… Почитатели старца (и его родной брат), собравшиеся в доме Шатровых, с тревогой спрашивали отца Анатолия: что будет? Одна из них, монахиня Варвара, записала сказанные тогда старцем слова: «Будет шторм, и русский корабль будет разбит. Да, это будет, но ведь и на щепках и обломках люди спасаются. Не все же, не все погибнут». Многие заплакали, но старец сказал, что Бог не оставит уповающих на Него — надо молиться. Еще сказал, что после бури бывает затишье. Кто-то заметил: «Но уж корабля-то нет, разбит! Погиб, погибло все!». Старец ответил: «Не так. Явлено будет великое чудо Божие, да. И все щепки и обломки волею Божией и силой Его соберутся и соединятся, и воссоздастся корабль в своей красе и пойдет своим путем, Богом предназначенным. Так это и будет, явное всем чудо»541.
В Петроград старец уже не поехал, вернулся в Оптину пустынь. А там, в Петрограде, неблагонамеренные люди, окружавшие Государя Императора, предатели России и отступники от Бога, вынудили Государя «ради России» (обманом) передать свою царскую власть младшему брату его, Великому князю Михаилу Александровичу. Тот ее не удержал… Далее Россия, опрокинув царский трон, быстро погрузилась во мрак: большевики взяли власть. Началась драка белого «февраля» с красным «октябрем»… Ни тем, ни другим самодержавие было не нужно. Государь, его семья и пожелавшие остаться с ними приближенные были арестованы: дворец в Царском Селе был оцеплен системой караулов и превращен в тюрьму. Начался крестный путь великих мучеников русских — Царя Николая Александровича, Царицы Александры Феодоровны, детей их — Цесаревича Алексея, Царевен Ольги, Татьяны, Марии, Анастасии.
В Летописи скита записано, что 22 октября за всенощным бдением зачитана была по печатному тексту проповедь протоиерея Иоанна Восторгова, новомученика542: «Совершаются величайшие мировые события, — говорится там, — Всемирная война… как бурное огненное пламя залила весь мир… Отчего так быстро рушится такое великое государственное тело? Взят дух от тела, оттого и разлагается оно… Народ настолько помутился в разуме от гордыни сердца, что свергнул с Престола своего законного повелителя — Царя, но не остановился на этом. Бог попустил ему идти еще дальше. Из гордыни родилась злоба, а из той и из другой родилась ненависть к святыне народной — к Православию, и, о ужас, позор — вскормленные и вспоенные духовною матерью, Святою Православною Церковью, ее чада восстали, движимые духом антихриста, на Святую Церковь! Поистине безумен стал народ»…
Жизнь в России стала оскудевать во всех смыслах. Еще труднее стали заботы и о хлебе насущном. В Летописи Оптинского скита от 1 сентября 1917 года записано: «В скиту, по тяжелым условиям пищевого довольствия, хлеба будет выдаваться — 1 фунт на брата ежедневно»543 (фунт = 400 гр). Да и этот скудный паек доставался с немалыми трудами. Хлеб был дорог, не всегда доступен и за большую цену, и провезти его в большом количестве было почти невозможно. Комиссары еще Временного правительства везде проверяли едва ли не каждую повозку и отбирали хлеб. Скитской цветовод рясофорный инок Мартирий и послушник Иоанн по благословению настоятеля отца архимандрита Исаакия отправились на монастырских лошадях на закупку хлеба, то есть муки или зерна. Они проехали несколько уездов и не нашли ничего. Однако по горячим молениям к Оптинским старцам они нашли нужное количество хлеба, и комиссары как бы не заметили их повозки, в которой были мешки, укрытые сеном… Хлеб этот был нужен не только братии, но и беженцам и детям-сиротам, жившим в оптинских гостиницах.
Глава 36. Всероссийский Церковный Собор 1917 года (восстановление патриаршества). Декрет 1918 года о закрытии монастыря Оптина пустынь. Жизнь обители под видом трудовой артели. Открытие музея в монастыре. Отец Феодосий (Поморцев). Кончина старца Анатолия
В Летописи скита (которую в это время вел иеродиакон Поликарп) 13 августа 1917 года записано: «Сегодня отбыл в Москву для участия в Поместном Соборе Русской Церкви отец настоятель пустыни архимандрит Исаакий… 200 лет не слышала Россия мощного голоса Церковного Собора и наконец имеет услышать его в тяжкую годину лихолетья. Дай Бог, чтобы словеса и деяния Собора прозвучали благовестом над нашей исстрадавшейся Родиной!»544.
В ходе заседаний название этого Собора переменилось и приняло следующий вид: Священный Собор Православной Российской Церкви. Долго Церковь собирала взносы среди своих чад, чтобы открыть наконец благословленное в свое время Государем Императором Николаем Александровичем столь представительное и необходимое Собрание.
Внеисповедное Временное правительство не только не помогало проведению Собора, но старалось всеми мерами сорвать его, ошельмовать в глазах народа путем лживой информации в газетах. 17 августа было первое заседание, открытое словом митрополита Киевского и Галицкого Владимира (Богоявленского, новомученика). Архимандрит Исаакий, не пропустивший ни одного заседания, был свидетелем и участником деяний Собора. Слышал он, как со временем крепла на Соборе мысль о восстановлении Патриаршества в Русской Православной Церкви. Настоятель Оптиной пустыни, будущий мученик за Христа, явился тогда частицей Соборного разума, вдохновляемого Святым Духом. На седьмом заседании решение о избрании Патриарха было принято. А тем временем в Москве в конце октября началась война, — большевики занимали город, громя его из орудий… В Летописи скита 4 ноября записано: «…в Москве и Петрограде на улицах побоища с кровопролитием. У нынешнего правительства оспаривают власть так называемые большевики-социалисты. От пушечной пальбы пострадали Успенский собор, храм Христа Спасителя, храм Двенадцати апостолов, [Чудов и Вознесенский] монастыри»545.