— Ходил по периметру, охранял твой покой.

— И что, даже не вздремнул?

Хочу ответить, что преимущество молодости в том и заключается, что можно вообще не спать, и заниматься любовью без остановки, но вовремя себя останавливаю. Зачем нам акценты на неравенстве в возрасте?

— Нет, моя госпожа, даже глаз не сомкнул, — отвечаю я и начинаю потихоньку стягивать с неё одеяло.

— Брагин! — широко открывает она глаза. — Хорош хаметь! Я твой начальник, между прочим!

Чего-чего, а начальников у меня хватает, это уж точно. Я наклоняюсь и запечатываю ей рот поцелуем.

— Ах, Иришка, — шепчу я отрываясь от неё, — уста твои любезны.

Она довольно щурится.

— А перси… — тут я резко встаю и срываю с неё одеяло, — как половинки гранатового яблока…

— Ах, ты! — задыхается она от возмущения.

— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! — декламирую я Песнь песней, правда, с некоторыми изменениями. — Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; как лента алая губы твои, шея твоя — как столп Давидов; два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями.

На «сосцах» она вскакивает с постели и наступает на меня с горящими глазами.

— Ну всё! Я тебе сейчас устрою сосцы!

— Доколе день дышит прохладою, — завершаю я, — и убегают тени, пойду я на гору мирровую и на холм фимиама. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе!

— Раздевайся давай, — говорит она уперев руки в стройные бока. — Соломон!

Образованная, гляди-ка.

Противиться я не смею, тем более, не в моих это интересах. Поэтому скидываю одежду и бросаюсь в её объятия.