— Но вы ведь даже не знаете, спит ли наша Нэро внутри куба, или нет. Мы пытаемся понять лишь эту деталь её жизни всё время существования нашего северного города. Нет никаких задокументированных доказательств того, что Нэро отгородилась от всего мира именно внутри этого куба и именно на месте существования её храма. Никто не видел процесс впадения Нэро в вечный сон воочию, но вы всё равно пытаетесь доказать то, что она спит внутри куба. Вы продолжаете в неё верить так, будто она всё ещё находится в сознании, и способна вам помочь.
— На что вы намекаете?
— Я не то что бы намекаю… скорее говорю прямо. Нэро мертва. Вам стоит смириться с этими словами, и подумать о них пару минут.
Все переглянулись с ещё большим недопониманием, нежели чем в прошлый раз.
— Наша Нэро не может быть мертва! Что за чушь? Как вы могли это выяснить? Просто бред, ни стоящий и сухой монеты!
— Архиерей Мендакс, я хочу донести до вас лишь то, что Пакс следует устаревшим законам и правилам. Вера воды больше неактуальна, а Нэро давным-давно перестала выходить с вами на связь. Если в древности она ещё всеми силами пыталась выйти из вечного сна, показывая то, что она всё ещё находится в сознании посредством использования определенных символов, то теперь пропали даже эти символы. Нэро сдалась, и приняла свою участь. Скорее всего она заперла себя в кубе не для того, чтобы вы её не докучали, а для того, чтобы не навредить её любимейшим творениям никоим образом после того, как она погибнет. Вы ведь знаете то, насколько плохие вещи случаются после того, как кто-то из созерцателей умирает.
— Немыслимо! Вера воды вечна, вечна и наша Нэро. Она не может умереть, с её смертью умрет и весь океан, который она создала! Иссохнет любая вода не только в нашем океане, но и вообще во всей Вселенной. Она жива, до сих пор жива, но просто не может проснуться от своего кошмара! Глупец! Да разве всё это не очевидно? Язычники… да как вы смеете! Отродья!
Мендакс погорячился, и достал из-за пазухи лезвие-культро. Гнев завладел им, и он хотел навредить консулу. Это было большой ошибкой даже при условии того, что он так и не решился ему навредить. Пишу эти строки и понимаю, что эта сцена запомнится мне надолго.
Волла возвел руки к восходящему солнцу. В его руках покоился инструмент, который он достал из мешочка, прикрепленного к его поясу. Высшие стражи, в том числе и я, приняли этот жест за враждебность. Мы быстро направились к нему даже не зная того, что он собирается делать.
Вода вокруг Воллы стала жгучей, колющейся. Я не знаю, как описать это ощущение. Тебя будто бы укололи сотней иголок, заставляющих твои мышцы непроизвольно сокращаться. Уколы чем-то невидимым проходили глубоко внутрь каждого из нас, и каждую секунду в тебя вонзалось всё больше и больше призрачных иголок, пока они не доходили до самого сердца, заставляя его пропускать несколько ударов подряд. Мы устремились на недалекое дно, утратив способность плыть в воде на некоторое время. Это ощущение было непереносимым, ужаснейшим из всех тех, что я когда-либо испытывал, ведь его не могла ликвидировать даже наша священная вода.
Однако это было только начало того хаоса, что произошел дальше.
Несколько стай рыб-культро направились огромной тучей в нашу сторону. В каждой стае — сотня рыб, сотня острейших плавников, которые они используют для самозащиты. Они плыли безумно, привлеченные тем, что произошло секундой ранее. Инструмент нужен был лишь для того, чтобы привлечь рыб-культро, а ощущение от укалывания сотней иголок одновременно явилось его побочным эффектом.
В природе рыбы-культро нападают на хищников даже тогда, когда они просто проплывают мимо. Несмотря на то, что эти рыбы питаются только водорослями и другими растениями, они кровожаднее любого хищника нашего океана. Марры для них — самый интереснейший объект для преследования и разделывания на сотни маленьких кусочков. Стоит ли говорить о том, что сделали эти маленькие рыбы со всеми нами?
Они окружили нас, не оставив и шанса на спасение. Некоторые из нас уже оправились от болезненного покалывания, и начали всплывать со дна. Но это было ошибкой. Каждую всплывающую, паникующую марру стая рыб-культро жесточайшим образом буквально порвала на кусочки. Одна рыба — одно острейшее лезвие, что проходится глубокой, но аккуратной раной по телу марры. Сотня рыб — сотня лезвий, что делают из тела марры то, что маррой уже не является.
Волла успел ретироваться ещё тогда, когда все высшие стражи пали на дно. По крайней мере теперь было понятно, от чего на нем было так много шрамов от рыб-культро.
После этого происшествия из изначальных двенадцати высших стражей, присутствующих на слушании консула, осталось лишь десять марр, включая меня. Два других высших стража забыли о том, что при встрече со стаей рыб-культро лучше всего залечь на дно, и не подавать признаков жизни.
Когда стаи рыб-культро нервно расплылись в разные стороны, мы позволили себе всплыть со дна. Мы обнаружили то, что из четырех архиереев, что присутствовали на слушании, спастись смог только Лантан, а Мендакс получил повреждения. Только они успели залечь на дно, тогда как остальные два архиерея были растерзаны рыбами.
Язычники почти уничтожили нас. Больше у меня нет комментариев. У меня не осталось ничего, кроме ненависти и презрения к обеим сторонам этого бессмысленного конфликта. И к Паксу, и к Прокулу, городу Язычников.
Сменяются дни и сезоны, а я всё также запутан в самом себе. Один сезон — двадцать дней. Двадцать дней — двадцать размышлений о моем месте в этом мире.
Все высшие стражи готовятся к военной экспедиции в северные регионы, с нами пойдет и сотня марр из обычной стражи, переформированных в военных. Не уверен, что мы там будем делать, но Лантан заверил нас, что мы должны застать врага врасплох. Если не получится напугать его нашей численностью, то мы уничтожим его силой. За нашими плечами покоится Нэро, находясь в своем вечном сне. Мы обязаны ей всем тем, что у нас вообще есть, и я уже готов понести её бремя в холодные воды. Ни ради Пакса, ни ради архиереев, а только ради неё одной.