ТРИ БОЧКИ

Мимо Оглобли пронесся поезд. В просветах между вагонами промелькнули вдали два округлых холма, припорошенных снегом. Оглобля стоял на дороге рядом с волами, согревавшими его своим дыханием. Спохватившись, снова сел на телегу и дернул за вожжи: надо было ехать на виноградник за тремя бочками. С телеги он видел перед собой две воловьи спины, равномерно поднимавшиеся и опускавшиеся в такт широкому спокойному шагу животных, напоминающие округлые возвышенности, покрытые скудной растительностью. Перестук вагонных колес еще отдавался в его сердце, звучал в громыхании телеги, продвигавшейся вперед вслед за облачками пара, вырывающегося из ноздрей волов.

И едучи так, прислонившись к борту телеги и покачиваясь, Оглобля вдруг ощутил в себе перемену. Ему показалось, что еще минуту назад все было по-другому, потому что он ни о чем не думал. Сейчас на него неожиданно налетели мысли, тревожные и быстрые, как молнии, — мысли о срубленных деревьях и сдохших собаках. Много деревьев срубил он в лесу, много бревен привез в село. Много собак было у него, и многие сдохли. Теперь уже нет ни леса, ни собак — от него требуется всего лишь привезти с виноградника три бочки, а потом пойти домой.

— А на кой мне эти собаки? — спросил он вслух, и волы его услышали. — И на кой ляд эти деревья? И вовсе они мне не нужны. Летом купил я четыре кубометра дров по двенадцать левов кубометр, положил в сухой сарай — вот и вся забота. О чем это я затужил?

Но перед его глазами стояли деревья. Стояли на тех лугах, где испокон веку росла только кукуруза, куда река по весне выплескивала мутные воды, чтобы затем снова вернуться в свое русло меж холмов, а крестьяне приходили после ее ухода и выпрямляли кукурузные стебли, копали новые ямки и ловили рыбу в низинах, где еще стояла вода. Сейчас вместо кукурузы на покрытых снегом заливных лугах росли деревья, и, проезжая мимо них на телеге, Оглобля различал их совсем ясно. Он протер глаза: деревья были на месте. Его лес спустился сюда с гор и выстроился по обеим сторонам дороги. Оглобля соскочил с телеги, оставив волов идти без возницы, и принялся ощупывать стволы, покрытые шершавой бугристой корой. С северной стороны пни поросли зеленым пушистым мхом. Нагнувшись, Оглобля погладил мох, вздохнул — и тут вдруг лес исчез, а он вновь сидел в тряской телеге, прислонившись к ее борту. Волы ступали медленно и плавно, телега дребезжала, когда колеса преодолевали замерзшие камни на дороге.