– Так то травы,– смутилась Слада.– Про травы в книге ничего не написано.
– В какой книге? – заинтересовался Духарев.
– Мудрого святого Прокопия всеобщем лечебнике,– ответила Слада и повторила то же самое по-гречески, чего Серега, разумеется, не понял.
– У тебя есть эта книга?
– Нет,– огорченно ответила Слада.– Мы ее продали. Но я наизусть все помню, так что это ничего. А про травы там ничего не сказано. Зато про жертвы кровавые да игры похотливые – сказано: великий грех. А пастыря, чтоб исповедовал да прощение от Господа Христа даровал,– нет.
– А я слыхал: в Киеве храм Господень строить будут! – вмешался Мыш.– Князь дозволяет.
– А сам князь – не христианин? – заинтересовался Духарев.
– Да ты че! – воскликнул Мыш.– Князь же воевода, первый Перунов жрец! Как ему христианином быть можно?
– А гридню можно?
– Среди княжьих варягов, из тех, что ромеям служили, многие – истинной веры! – вмешалась Слада.
– Значит, гридню можно! – сделал вывод Мыш.– Да тебе что, Серегей? Ты ж гриднем не будешь?
– Это почему? – слегка обиделся Духарев, который еще не оставил надежды примкнуть к воинскому сословию.
– Потому. А вот я мог бы, кабы меня Скольд в детские взял. Будь батька наш – из дружины, он бы меня точно взял. А ты, Серегей, уже не годишься. Старый. Поздно тебе ратному делу учиться. А я бы…
– Пошли спать! – решительно заявила Слада.– Мне до свету вставать. И тебя, Мыш, тоже подниму. Пойдешь репу полоть.
– Ну… – протянул Мыш, которому такая перспектива радости не доставила.
До сих пор он отлынивал от сельскохозяйственных работ под предлогом занятости. Но после запрета «тотализатора» оправдываться стало нечем.
Серегу тоже с утра ждала работа. Такая же неквалифицированная, как прополка. Чифаня «подписал» его и Сычка на строительные работы. Плотник из Духарева был никакой, зато спина здоровая, а бревна таскать можно и без специальной квалификации.
Глава 24
Канун Дажьбогова праздника
– А кто найдет папоротников цвет, тому все тайное откроется: клады, схоронки, дива лесные. А сам он невидим станет для людей и духов и даже самой Морены-Смерти… – Мыш закатил глаза и всей своей веснушчатой мордашкой изобразил ужас и восхищение.– А цветет он, папоротник то есть, единожды в тыщу лет и токо одну ночь. Такую, как седнишняя.