Она задрала мне халат и майку и, не обнаружив бинта, не успокоилась:

— Всё понятно, у тебя забинтован член.

Бессовестность молодого поколения не знала границ.

— Что ты Дана, бог с тобой, не полезешь же в штаны!

— А почему ты тогда в хирургическом?

— Заведующий меня любит.

— Попроси у него для меня справку на свободный выход.

— Зачем?

— Домой буду бегать.

— И добегаешься, второе колено перешибёшь.

— А плевать, у меня ноги крепкие.

— Ноги у тебя просто … сладкие.

Она взглянула на меня, на миг погасив улыбку, а я стушевался и больше на подобные темы не распространялся.

Зато много болтал с ней о другом, занимал её от больничного безделья. Дане нравились мои рассказы, про работу с иностранцами, которую большое начальство доверило мне для освоения импортного вычислительного комплекса; про суровый, но красивый Север, где я был в командировках на ядерных испытаниях; про смысл жизни и прочее — она была любопытна и с удовольствием поддерживала любую тему.

— Знаешь, когда мы приехали в Москву для работы с англичанами, нас поселили в шикарную гостиницу для академиков.

— Так ты академик?

— Что ты — у нас всего два академика на город, а я даже не кандидат.

— За что же такая честь?

— У нас же режимное предприятие — работа с иностранцами большая редкость.

— Мне папа говорил, что он давал подписку: вообще не встречаться с иностранцами.