Заколдованный лес

Меня поглотила чернильная синь январского утра. Лыжи легко скользят по припорошенной свежим снегом лыжне. И снег, и даже сам воздух кажутся окрашенными в синий, почти фиолетовый цвет. Вспоминается закон молекулярного рассеивания света, обусловивший это явление. «Не верь ему», – перебивает «физика» внутренний «лирик». «Это необычное утро», – шепчет мне он. Светает. На лазоревом фоне неба контрастно выделяются зубчатые вершины елей. Как пустынен и тих зимний лес!

Нынче он особенно тих и пустынен. Бескормица, вызванная неурожаем семян хвойных, вынудила откочевать в другие края клестов и белок, кедровок и дятлов. Изредка попадаются следы ночной жировки зайцев. Мелкой строчкой тянется на поверхности след полёвки, но вскоре обрывается. Беспечную зверушку скогтило здесь ночное глазастое чудище – воробьиный сычик. Это самая мелкая из наших сов, величиной не более скворца. На снегу сохранились отпечатки его крыльев и лапок. В глубине леса гнусаво кричит желна. Стайка выискивающих пищу гаичек торопливо снуёт среди заснеженных еловых веток. Среди гаичек я замечаю и корольков – птичек весом всего в несколько граммов. Это настоящее чудо природы и верх её совершенства. Трудно даже представить, как эти крохи выдерживают стужу зимних ночей.

Я спешу туда, где на склоне дальней горы, среди первобытной тайги, есть заветная поляна. Я помню её в пёстром наряде июньского разнотравья, в звуках гуденья шмелей и в гомоне птиц. Тогда любовался я там пурпурными соцветиями ятрышника.

А вот и она! Покрытая белым пологом, поляна кажется пустынной и мёртвой. Я знаю, что здесь под снегом всюду теплится жизнь. Придёт время, и она вновь проявится в изумрудной зелени трав и золотистом покрове купавок. На поляне – знакомая ель. Я знал её тогда, когда она была ещё елочкой, и чуть было не срубил для новогоднего праздника. Теперь она подросла и возмужала. В её густой кроне летом гнездилась пара дроздов. «Дерево находится в состоянии сильного охлаждения, но, несмотря на это, в его клетках идут процессы обмена веществ и их окисление», – подсказывает мне «физик».

«Нет, эта ёлочка просто очарована колдовской силой Зимы. Может, снятся ей песни дроздов или звонкие зяблика трели? На пуховой перине снегов, под таинственный шёпот метели», – напевает мне «лирик».

Среди столетних елей красуется громада сибирского кедра. Он кажется мне седым, мудрым, красивым и сильным витязем-великаном, выслушивающим вечные жалобы окруживших его елей-старушек. Ведь о таких кедрах писал академик П. С. Паллас, посетивший в 1770 году Верхнетагильскую лесную дачу: «… нельзя вообразить себе дерево лучшего вида и роста, как сие, старых дерев верхушку едва узреть можно». К сожалению, таких лесных патриархов становится всё меньше и меньше.

…Короток день зимнего солнцестояния, и вот уже огненный шар заходящего солнца опускается за вершину горы, окрасив в последний раз в розовый цвет шапки снега на ветвях деревьев. Я ударяю по одной из ветвей, и снег повисает в воздухе розовым искрящимся облачком.

«Хроматическая аберрация», – лаконично констатирует «физик».

«Есть ли обратная связь между явлениями?», – спрашиваю я.

«Ты не сможешь шевельнуть цветок, не потревожив звёзды», – цитируя слова известного поэта, ответил мне «лирик».

У старой сосны

Вот уже много часов иду я на лыжах по занесённому снегом лесу. Зима уже вступила в свои права, украсив стволы и ветви деревьев снежным убранством, сковала льдом озёра и реки, напомнив всему живому о своей власти шаманской пляской метелей.

Очень тихо в зимнем лесу. Лишь изредка пробежавший по вершинам деревьев, словно озорной мальчишка, ветер начинает раскачивать их, сбивая пышные снежные шапки. Иногда можно услышать и непривычное для ноября по-весеннему звонкое журчание ручьёв, доносящееся откуда-то из-под снега. Всё ясно: частые дожди, снегопады и оттепели предзимья до предела насытили почву водой, и теперь влага будет препятствовать её глубокому промерзанию.

Сменив направление, подхожу к лесной опушке – надо навестить давно мне знакомую сосну. Возраст её не менее двухсот лет. «Всё стоишь, старушка?» – мысленно обращаюсь к ней. «А ты всё по лесам бродишь?» – скрипнула в ответ сосна. А может быть, мне это показалось.

Я помню её с тех пор, когда сам был молодым. И сейчас она так же стройна, статна. Глажу испещрённую глубокими морщинами золотистую кору и думаю, сколько повидала моя сосна на своём долгом веку: жестокие снежные бури и вероломные летние ураганы, сумасшедшие грозы и лесные пожары…

Всегда в её кроне кормились глухари, белки и дятлы. О её ствол тёрся медведь, отмечая границы своих владений. Так было, но уже много лет не появляется здесь косолапый, а последний глухарь качался на её ветках более десятка лет назад. Бесследно исчезли тетерева, перестала рассыпаться алыми бусами растущая вокруг дерева брусника. Летняя снежная буря 1995 года повалила много деревьев вокруг. Одна высокая ель, падая, ухватилась за ветви сосны, да так и держится до сих пор, опираясь на плечи «подруги». А той ничего, стоит, высокая и гордая.

В далёкие времена в первобытных лесах Европы обитало племя друидов. Друиды поклонялись деревьям и даже приносили им человеческие жертвы. Их жрецы создали календарь, согласно которому дата рождения человека соответствовала знаку определенного дерева. И характер каждого человека определялся этим знаком.