Часть 34

07 сентября (26 августа) 1812 год Р.Х., день первый, 16:05. Московская губерния, деревня Горки. Ставка главнокомандующего русской армией генерала от инфантерии Михайлы Илларионовича Голенищева-Кутузова

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

После того как бедолага Наполеон отдал свою шпагу начальнику моего разведбатальона, битва прекратилась как бы сама собой. Еще метались по полю боя лошади, потерявшие своих всадников, еще стонали и взывали о помощи раненые, еще продолжали свое движение не получившие других указаний русские резервные части, но обстрел уже прекратился как с той, так и с другой стороны. Оглядываясь назад, солдаты побежденной армии видели, что над Шевардинским холмом вместо французского императорского триколора развеваются белое знамя капитуляции и алый стяг победителей. Ну а русские полки видели все это, даже не оглядываясь. В тот миг, когда французское знамя над Наполеоновской ставкой вдруг рухнуло как подкошенное, десятками тысяч луженых глоток громыхнуло яростное «Ура!» и им вторили мои полки, которые сегодня тоже не были на этом поле простыми статистами. Французские же полки, как и положено побежденным, угрюмо молчали. Их Император завел своих солдат на смерть в эту дикую Россию, и теперь они не знали, к добру это затишье или все самое страшное еще впереди.

Итак, битва закончена и теперь пришло время, как писал Лермонтов, считать раны и павших товарищей. Вторжение Наполеона мы отразили, но потери русской армии все равно оставались зашкаливающе высокими. В течение сегодняшнего дня были убиты и тяжело ранены не меньше ста двадцати тысяч человек, из них треть русских и две трети французов. С французами мы разберемся потом, а вот русские потери оказались почти такими же, как и в базовой версии реальности – около сорока тысяч человек. Единственная разница заключается в том, что ни один русский солдат и офицер не умер после часу дня – то есть с того момента, как я нечаянно благословил русскую армию Заклинанием Поддержки. Да и Михайло Илларионович подтвердил, что хоть и вовсе не был ранен тогда, а един миг будто скинул с плеч целых двадцать лет… Пришлось объяснять одному из величайших русских полководцев, что заклинание – то есть, простите, благословение – Поддержки действует в течении суток и применяется с целью подкрепить воинов в бою и не дать им умереть в случае тяжелого ранения. На большее по медицинской части у меня полномочий нет, не дал Небесный Отец дар излечения, да и не нужен он мне вовсе. Поэтому я только оказываю первую помощь, а чтобы по-настоящему излечивать ранения или болезни, необходим медицинский специалист с особыми талантами…

– Есть такой специалист, папочка, причем высококвалифицированный, – гордо заявила Лилия, по своему обыкновению взявшаяся невесть откуда. – Если кого-то опять требуется вылечить от старости, то я всегда готова. Как эта, как пионерка…

– Стара ты для пионерки, Лиля… – ответил я и спросил: – Ты зачем из Тридесятого царства сбежала? Или там раненые закончились? Думаешь, Галина Петровна без тебя одна справится?

– И вовсе я не сбежала! – капризно топнула ножкой Лилия. – Там сейчас вместо меня на диагностике в приемном потоке пашет моя энергетическая копия. Простые же все случаи для диагностики – огнестрельные, колотые, рубленые и резаные ранения. Да и у самой Галины Петровны руки как рентген. Провела – и все ясно. Я так не умею, мне гораздо дольше работать надо. Вот и вырвалась к тебе – так сказать, перевести дух, отереть трудовой пот с лица и поболтать за жизнь…

– Не прибедняйся, Лилия, – ответил я, – ты тоже кое-что можешь, чего не может никто, разве что за исключением Небесного Отца. Но он в практикующие врачи не рвется. У него и своих забот достаточно.

– Я понимаю, – вздохнула Лилия, пожимая плечами, – но все-таки, папочка, мне иногда хочется побыть маленькой капризной девочкой, которая залезает папе на коленки и просит рассказать сказку. Но не получается. Сегодня вы с дядюшкой опять устроили такую войну добра со злом, что дым стоит коромыслом, а раненых все несут и несут. При этом стоит помнить, что когда мы покончим с вашими любимыми русскими, придется взяться и за французов. Ведь, как говорит Галина Петровна: «Политика – вещь мимолетная, и только клятва Гиппократа вечна и незыблема».

– Это было неизбежно, – сурово ответил я, – ты же знаешь, когда Злу уступают без боя, то в несчетных количествах несут уже не раненых, а трупы. Что же касается раненых французов, то я целиком согласен с Галиной Петровной, ибо вчерашние враги могут стать завтрашними друзьями.

Ну хорошо, папочка, – согласилась Лилия и тут же воскликнула: – О, кажется, мне нужно бежать! На диагностике, наконец-то, обнаружился тяжелый случай, который требует применения всех моих талантов!

Хлоп! – только что тут была Лилия в белом халатике, шапочке и со стетоскопом; и вот ее уже нет, остался только пыльный вихрик на том месте, где схлопнулся мгновенный межмировой портал. Та методика, которой для перемещения между мирами пользовались Лилия и ее родня, в общих чертах напоминала технологию подпространственных прыжков, которую практиковала межзвездная цивилизация «Неумолимого». Разница заключалась только в том, что «олимпийцы» гораздо лучше контролировали собственное тело, чем пилоты галактической империи свой корабль, а потому могли вытворять такое, что недоступно ни одной технике. При этом все то время, пока шел разговор, я имел честь любоваться сменой различных выражений на лице Михайлы Илларионовича. Не верящий своим глазам, озадаченный и изумленный Кутузов – это, знаете ли, нечто особенное, как и выражения лиц генералов из его свиты. Большее недоумение и изумление, наверное, мог бы вызвать только неподвижно зависший над Бородинским полем «Неумолимый».

– Сергей Сергеевич, – обратился ко мне генерал Кайсаров, который при Кутузове исполнял обязанности главного подхалима, – скажите, что это за прелестное дитя и почему оно все время называет вас отцом?

– Этому прелестному «дитю», – ответил я, – уже более тысячи лет возраста. На самом деле под личиной милого ребенка скрывается самая обыкновенная олимпийская богиня, которая, с одной стороны, считается бессмертной, а с другой стороны, может сохранять свой видимый возраст в тех пределах, которые для нее комфортны. Поскольку специализацией Лилии с момента рождения сделались первые подростковые любови, то она и выглядит как девочка, которая только собирается стать девушкой. И, пожалуйста, не ройтесь в памяти, пытаясь припомнить такую древнегреческую богиню. Лилия родилась уже в изгнании и почти неизвестна за пределами своего родного мира. Случилось это тогда, когда ее мать Афродита-Венера в очередной раз загуляла как кошка по весне и потом не могла припомнить ни мест, в которых побывала, ни мужчин с которыми спала. Официальный Афродитин супруг Арес-Марс, конечно же, был далеко не в восторге от поведения своей супруги и преизрядно ее поколачивал. Вдосталь тумаков доставалось и маленькой Лилии, существу особенно доброму и беззащитному, помимо своих основных обязанностей, склонному к занятию медициной. Что может быть благороднее, чем оказание помощи болящим и страдающим от ран. Кстати, бедная девочка так и не смогла реализовать свои медицинские таланты в родном мире, потому что все врачевание там подгреб под себя Асклепий с семейством, который не упускал момента шпынять Лилию за нарушение его монополии. Так продолжалось примерно тысячу лет, пока наши судьбы – мои, Афродиты, Лилии и Ареса – не пересеклись на узкой дорожке и я не свернул этому оглоеду шею, вступившись за слабую тиранимую женщину и ее ребенка. С тех пор Лилия, которая решила покинуть родной мир и отправиться в странствия вместе с моей командой, несколько иронично и зовет меня папочкой, намекая на обычаи тех народов, у которых мужчина, убивший в честном бою другого человека, бывал обременен необходимостью заботиться о его вдове и сиротах. Впрочем, по нашему счету, случилось это уже года полтора назад, и с тех пор Лилия, позабывшая о своих прежних обязанностях, полностью отдалась врачебной деятельности, проявив в этом немалые таланты.

– Да уж, Сергей Сергеевич, – задумчиво произнес Кутузов, – хоть и хочется поверить в ваш рассказ, но слишком уж он невероятен. С другой стороны, сегодня вы наворотили на этом поле столько всякого разного, закончив это сражение с совсем неожиданным для нас итогом, что я даже не знаю, что в вашем рассказе правда, а что не очень. Был во времена моей молодости граф Калиостров, который тоже болтал нечто подобное; люди ему верили, а в результате все оказалось грандиозной мистификацией. Вы, пожалуйста, не обижайтесь на старика, возможно, вы кристально честны, а ваше повествование – образец правдивости, но для нас ваши слова звучат как самая настоящая сказка. Конечно, ваши ужасные боевые механизмы, поставившие такую впечатляющую точку в сегодняшнем сражении, выглядят еще более невероятно, чем ваш рассказ о личном знакомстве с олимпийскими богами, но их хотя бы можно пощупать своими руками и убедиться в том, что это не морок…

– Нет ничего проще, Михайло Илларионович, – пожав плечами, ответил я, – чтобы вы могли убедиться в моей полной правдивости, возможно организовать ваш официальный визит на нашу базу в Тридесятом царстве, где происходит лечение раненых в этой битве, чтобы вы могли убедиться, что все так и есть, а заодно пожать руки русским солдатам и офицерам, которые, как и положено русским воинам, храбро и беззаветно сражались сегодня с лучшей армией Европы. Но сразу предупреждаю, что щупать встреченных античных богинь с целью убедиться в истинности их существования все-таки нежелательно. В ответ можно получить пощечину или даже кое-что похлеще…

Кутузов некоторое время помедлил, потом произнес:

– Пожалуй, Сергей Сергеевич, я склоняюсь к тому, чтобы принять ваше предложение. Но только не сегодня, а завтра с утра, как говорится, на свежую голову. Сейчас же мне необходимо срочно составить донесение государю-императору Александру Павловичу, в котором я просто обязан проинформировать его о состоявшейся битве, вашем в ней участии, а также прочих обстоятельствах сегодняшних событий, включая пленения Бонапартия и его гвардии вашими войсками. Сразу должен вам сказать, что его величество будет весьма недоволен тем обстоятельством, что, забирая Бонапартия в плен, ваш офицер даже не озаботился тем, чтобы взять с этого выскочки обязательство отречься от французского престола…