Распространение восточных духовных традиций на Западе является в некоторой степени экспериментом. Как трансформируется в результате наша культура? Как наша культура трансформирует буддизм, после того как он утвердится на Западе? Какие способы медитации наиболее подходят западным практикующим? По моему мнению – мнению психолога, – несмотря на то что дзен-буддизм и бирманская традиция практики медитации памятования (випассана) имеют на Западе множество последователей, подход к буддийской медитации в этих школах не является идеальным для западного ума. С другой стороны, давая учение в рамках ретритов по медитации, в которых участвовало довольно много тибетских лам – выдающихся реализованных мастеров медитации, я заметил, что и они часто не могут передать свои знания в той форме, которая наиболее доступна их западным ученикам.

Существует по крайней мере три области, в которых учения по буддийской медитации в их исконной форме не воспринимаются западными учениками во всей полноте. Во-первых, традиционный путь развития медитации подразумевает определённую систему предварительных практик, которые предназначены для того, чтобы подготовить тело и ум к медитации, и повышают вероятность более быстрого прогресса в занятиях. На Востоке нет ничего необычного в том, чтобы провести десять лет своей жизни, выполняя эти предварительные практики, перед тем как перейти к формальной медитации. Многие западные практикующие оставляют их без внимания, потому что им чужда форма передачи этих практик. Такие практикующие обычно сразу переходят к формальной медитации. Они приносят с собой на подушку для медитации множество своих дурных привычек из повседневной жизни и поэтому не могут добиться никакого прогресса на пути. Другие практикующие с готовностью принимаются за предварительные практики, но делают их небрежно и поэтому тратят годы на выполнения простираний, повторение молитв, не понимая при этом их предназначения. Они различными способами демонстрируют свою преданность и слепо имитируют или идеализируют своего учителя таким образом, что это не только мешает подготовить тело и ум к формальной медитации, но и снижает их уверенность в себе, ещё больше задерживая их развитие.

Во-вторых, нам необходимо разобраться, какие методы показали себя как наиболее эффективные для западных практикующих и действительно способствовали их внутреннему изменению. В настоящее время западной традицией личностного роста и развития считаются различные школы психотерапии (ср. [Rieff, 1959]).[3] Основной чертой большинства методов психотерапии является первостепенность здоровых отношений между терапевтом и пациентом. В действительности, в то время как около 15 % терапевтического эффекта возникает благодаря специальным техникам лечения, 30 % эффекта – вдвое больше – проявляется в результате присутствия таких аспектов отношений, как сочувствие, принятие, поддержка [Lambert, 1992]. Некоторые школы психотерапии рассматривают терапевта, наладившего с пациентом корректирующую эмоциональную связь, в качестве основной движущей силы изменений в психотерапии [Alexander, French, 1946; Luborsky, Crits-Christoph, 1998]. Тот факт, что возникшая на Западе великая традиция психологии опирается в основном на построение взаимоотношений между терапевтом и пациентом, означает, что для нашей культуры наиболее приемлемой техникой обучения медитации будет техника, которая также опирается на взаимоотношения. Западная психотерапия, возможно, могла бы послужить культурологически приемлемым методом, помогающим решить хотя бы некоторые из тех задач, которые ставят перед собой предварительные практики. Психотерапия действительно может служить хорошей подготовкой для истинной практики медитации, как я уже утверждал в других книгах [Wilbur, Engler, Brown, 1987], но при этом всё же не может выступать самодостаточным методом для обретения всех тех навыков, которые появляются у практикующего в результате выполнения предварительных практик в рамках великих традиций, связанных с созерцанием.

Необходимо выяснить, насколько сильно трансформирует буддийскую практику медитации западная культура. В чём будет заключаться отличительная особенность американского буддизма? По моему мнению, американский буддизм будет больше ориентирован на взаимоотношения, и поэтому трансформация коснётся в основном монашеских форм буддизма, которые изначально распространились в нашей стране. Несмотря на то что во главу угла в тибетском буддизме поставлены взаимоотношения учителя и ученика, в действительности свободный доступ к духовному наставнику скорее является исключением, чем правилом, и тем сложнее установить отношения, которые привели бы к подлинному глубокому взаимодействию. Чаще всего западный ученик выражает свою преданность, оказывая поддержку той организации, которую учитель возглавляет, а учитель, в свою очередь, проводит коллективные учения и периодически устраивает личные встречи, в ходе которых часто возникают культурные барьеры, мешающие взаимопониманию. Мой интерес к традиции махамудры можно объяснить тем, что она изначально основана на взаимоотношениях и использует «указующую»[4] манеру обучения. В процессе взаимоотношений с учеником учитель внимательно следит за его практикой, с тем чтобы у него не оставалось сомнений, что развитие ученика происходит без отклонений, и чтобы помочь ему научиться самостоятельно находить и исправлять ошибки, которые иначе могли бы замедлить прогресс. Я твёрдо убеждён, что форма обучения медитации, основанная на взаимоотношениях, характеризующихся постоянной обратной связью, является идеальной для современного западного человека.

Мы можем обозначить третью область, где учения по буддийской медитации в их исконной форме не воспринимаются во всей полноте западными учениками, если обратим внимание на то, какое влияние оказала за последние три десятилетия когнитивно-поведенческая революция на массовую культуру в целом и на психотерапию в частности. Уникальная особенность литературы, посвящённой когнитивно-поведенческой психотерапии, – это вычисление определённых видов поведения, пошаговые инструкции для внесения в них изменений и чёткие критерии прогресса. Эта литература, основанная на терапевтическом опыте, послужила в последние три десятилетия источником широкодоступных пошаговых руководств по лечению тревожных неврозов, обсессивно-компульсивного расстройства, депрессии, биполярного расстройства, хронических болей и многих других клинических синдромов. Современный западный человек научился рассуждать в соответствии с пошаговыми инструкциями. Для западных практикующих наиболее полезными являются те восточные традиции медитации, которые ясно определяют этапы развития, особенно если они содержат объяснения базовых техник, конкретных результатов и критериев прогресса, а также тщательное описание характерных проблем и способов их решения. Поэтому я твёрдо убеждён, что традиция индо-тибетского буддизма с её последовательными «ступенями медитации» отлично подходит для западного менталитета. В этой книге я попытался сохранить традиционный тибетский подход к наставлениям по этапам медитации, а также привнести особенности подхода пошаговых инструкций, которые так хорошо знакомы западному человеку.

Моё собственное путешествие в мир восточных традиций, связанных с медитацией, началось 36 лет назад. Будучи студентом начального курса по восточным религиям, я прочёл книгу Эванс-Вентца (Evans-Wentz) «Тибетская йога и тайные учения» [Evans-Wentz. Tibetan Yoga and Secret Doctrines. 1935]. Перевод текста Пема Карпо «Наставления по практике махамудры», который входил в эту книгу, произвёл на меня неизгладимое впечатление, и я понял, что хочу больше узнать о медитации. На старших курсах Чикагского университета я изучал религию и психологию, и мне посчастливилось учиться у некоторых знаменитых историков того времени, таких как Джонатан З. Смит (J. Z. Smith) и Мирча Элиаде (Mircea Eliade), которые позже стали моими научными консультантами, когда я писал докторскую диссертацию, и помогли мне освоить методы интерпретации исторических текстов. В Чикагском университете я немного изучал санскрит и в дополнение к этому поступил на курсы санскрита и тибетского языка с буддийской специализацией в Висконсинский университет в Мэдисоне. Мои первые шаги и в тибетском языке, и на буддийсом пути я сделал благодаря моему коренному учителю геше Вангьялу, с которым занимался в общей сложности десять лет, проводя с ним в Нью-Джерси каждое лето до самой его смерти в 1983 году. В 1973 году, во время своего визита в Чикаго, Э. Джин Смит предоставил мне несколько важных тибетских текстов по махамудре, напечатанных методом ксилографии, которые и легли в основу этой книги. После того как я собрал «лучшие хиты» махамудры, я провёл следующие десять лет, работая над их переводом. Пока я учился в Висконсине, мне удалось с помощью Стивена Бейера (Stephen Beyer) усвоить терминологию, используемую в тибетских текстах, в объёме, достаточном для того, чтобы выполнить более или менее сносный перевод наставления по махамудре Пема Карпо и комментария к нему, составленного Джампелом Паво. Джордж Харт (George Hart) помог мне в работе над переводом с санскрита текста Камалашилы «Этапы медитации». Геше Сопа оказал мне содействие в работе над тибетским переводом оригинального санскритского текста «Бодхичарья-аватара» – «Путь бодхисаттвы» Шантидевы. Фрэнсис Кук (Frances Cook) помог перевести некоторые из ранних песен махамудры Сарахи, написанные на одном из диалектов пали.

В Чикагском университете, когда я работал над переводом с санскрита некоторых текстов традиции махамудры, мне помогал Й. А. Б. ван Бёйтенен (J. A. B. van Buitenen). Мои занятия антропологией в Чикагском университете снабдили меня лингвистическими инструментами, необходимыми для того, чтобы разобраться со специфическим языком, который используется для написания наставлений по медитации. Опыт изучения психологии религии, полученный в основном в ходе занятий с моими главными консультантами Доном Браунингом (Don Browning) и Питером Хомансом (Peter Homans) в рамках университетской программы религиоведения, помог мне разобраться с индо-тибетской традицией поэтапного развития медитации, используя при этом методы западной традиции психологии. Я многим обязан своей основной наставнице Эрике Фромм (Erika Fromm), которая не только руководила моим профессиональным образованием клинического психолога, но ещё и способствовала моему личностному росту. Она поддержала мою идею использовать методы психологических исследований для изучения медитативных состояний и плодов этой практики. Я работал над этой книгой около десяти лет и в результате написал диссертацию, в которой рассмотрел последовательные этапы медитации в традиции махамудры и описал соответствующие медитативные состояния сознания с позиции социальной и когнитивной психологии.

Переехав из Чикаго в Бостон, я продолжил образование в качестве клинического психолога и два года занимался под руководством Чарльза Дьюси (Charles Ducey) последипломными исследованиями в Кембриджской больнице Гарвардского медицинского колледжа.[5] Для того чтобы оценивать изменения в восприятии практикующих, которые достигли определённых результатов в практике глубокой концентрации, я использовал тест Роршаха. В эксперименте исследовались участники интенсивного трёхмесячного ретрита по бирманской традиции практики медитации памятования, проходившего в помещении организации Insight Meditation Society (Сообщество практикующих медитацию прозрения) в Барре, штат Массачусетс. Затем в течение десяти лет я в качестве психолога-исследователя занимался со своими коллегами (особо следует упомянуть Майкла Форте (Michael Forte), который внёс огромный вклад в эти исследования) изучением разнообразных пред- и постмедитативных состояний, беседуя с людьми из организации Insight Meditation Society, практикующими медитацию в Барре, а также в Юго-Восточной Азии (совместно с Джеком Энглером (Jack Engler)). Вместе с коллегами мы занимались наблюдениями за тем, как изменяются феноменологический опыт, личностные характеристики, ощущение боли и восприятие информации, передаваемой на высокой скорости, в результате выполнения различных практик медитации. Мы также изучали изменения в сознании, вызванные практиками шаматха[6] и випашьяна,[7] а также другими специальными практиками медитации, используя при этом методологию самоотчёта, которую я освоил благодаря Эрике Фромм и преподобному отцу Эндрю М. Грили (Father Andrew Greeley) из Национального центра изучения общественного мнения (National Opinion Research Center) Чикагского университета. Мы также проводили опросы практикующих, собирая информацию о том, как они описывают переживание просветления и влияние этих переживаний на повседневную жизнь. Будучи клиническими врачами, мы с Джеком Энглером и другими исследователями начали изучать клинические проблемы, с которыми во время интенсивных ретритов сталкиваются западные практикующие, особенно нерешённые проблемы в рамках психопатологии, препятствующие прогрессу в медитации. На протяжении этих десяти лет у меня была возможность непосредственно наблюдать все те проблемы, с которыми обычно сталкивались западные энтузиасты медитации во время своей практики, и как психологические проблемы и складывающиеся уже во время практики дурные привычки мешают прогрессу.

Моя личная практика медитации началась после того, как я впервые прочёл текст Патанджали «Йога-сутры», который входил в книгу Мирчи Элиаде «Йога: бессмертие и свобода» [Mircea Eliade. Yoga: Immortality and Freedom. 1969], а также автокомментарий к ней. Эта книга открыла для меня этапы практики, свойственные индийской системе самкхья-йога. Я также благодарен доктору Арвинду Васаваде за его щедрые и вдохновляющие наставления по йоге Патанджали и медитации, которые он давал мне, когда я работал в Чикаго.

В середине 1970-х годов я начал участвовать в ретритах, которые проводились в рамках бирманской традиции практики медитации памятования. Я хочу выразить благодарность западным учителям медитации этой традиции, таким как Джек Корнфилд (Jack Kornfield), Джозеф Голдштейн (Joseph Goldstein), Шерон Зальцберг (Sharon Salzberg) и Кристофер Титмус (Christopher Titmuss), а также учителям из Южной Азии – Махаси Саядо, его последователю Саядо У Пандите, лесному отшельнику Тунгпулу Саядо и тайскому мастеру Аджану Ча. В результате я посетил Бирму и учился там у Махаси Саядо и Джавана У Саядо. И я очень признателен Махаси Саядо за приглашение и за индивидуальные занятия, а также всем своим друзьям и персоналу его ретритного центра «Тхатхана Йейктха» (Thathana Yeiktha) в Рангуне, которые создали комфортную обстановку, позволившую мне целиком сосредоточиться на медитации и посвящать ей всё своё время, пока я там находился.

За эти три десятилетия мне посчастливилось встретить многих тибетских учителей медитации. Особое место в моём сердце занимает геше Вангьял, которого я считаю своим коренным учителем. Он показал мне, что значит пробудить ум и проживать так каждое мгновение повседневной жизни. Геше Денма Лочо Ринпоче, геше Еще Табке, геше Гендун Лодро и Его Святейшество Далай-лама открыли для меня традицию концентрации Асанги – Майтреи и медитацию випашьяны. Джошуа Катлер (Joshua Cutler), ученик геше Вангьяла и главный переводчик труда Цонкапы «Большое руководство к этапам Пути пробуждения» на английский язык, был моим соавтором, учителем и другом. Время, проведённое с Джошуа за совместным изучением, позволило мне разобраться с подходом Цонкапы к практике концентрации. Я изучал махамудру у нескольких лам школы кагью, которые приезжали в США для того, чтобы даровать посвящения, вести курсы по медитации и давать персональные наставления, – Калу Ринпоче, Шестнадцатого Кармапы Рангджунга Ригпе Дордже, Чецанга Ринпоче, Третьего Джамгона Конгтрула, кхенпо Кончога Гьялцена и Друбванга Кончога Норбу Ринпоче.

Последние десять лет я обучал медитации на курсах, которые мы совместно организовали с моим другом и коллегой Андреа Линдсэй (Andrea Lindsay), лицензированным клиническим специалистом по социальной работе (LICSW). Она помогла мне показать участникам курсов, что медитация – это не сидение на подушке, а способ существования – осознанная жизнь. В не меньшей степени художник, чем врач, она привнесла новый подход в обучение медитации, который контрастировал с моей склонностью к точным специальным терминам. Она помогла мне понять, что изобразительное искусство, поэзия и приготовление пищи могут быть прекрасными средствами выражения медитативных переживаний. Последние несколько лет на ретритах мне ассистировал мой ученик Джордж Протос (George Protos). Его стабильное медитативное состояние и разумные, ясные описания этого состояния, а также объяснение природы ума значительно улучшили качество обучения на ретритах. Больше всего я узнал о медитации, пробуя ей учить, поэтому я очень благодарен всем моим ученикам, которые рассказывали мне о своих переживаниях определённых состояний, прозрениях и трудностях. Я также хочу выразить признательность моим наиболее продвинутым ученикам – Сьюзен Микель (Susan Mickel), Джули Яу (Julie Yau), Джоанне Лакс (JoAnn Lux) и Робину Ву (Robin Woo) за их способность привнести в учения свои сострадание и доброту.

Последние 15 лет я пробовал преподавать медитацию, проводя одно- и двухдневные семинары для психологов и недельные или даже более длительные ретриты для практикующих, и в результате многое узнал о нуждах западных людей, изучающих медитацию. В Вашингтоне, в Центре изучения буддизма, а также в Нью-Джерси я участвовал в группе по изучению техники концентрации и практики випашьяны вместе с Джошуа и Дианой Катлер, а также теми ламами, которые уже к тому моменту жили в США, – геше Лобсангом Цетеном, геше Нгавангом Лхундрубом и геше Тубтеном Гьяцо, а также со специально приглашёнными старшими ламами – геше Денма Лочо Ринпоче и геше Еще Табке. Это помогло мне углубить понимание того, как адаптировать традиционные тибетские инструкции по практике медитации для западных практикующих. Я очень ценю те открытость, лёгкость в общении и терпение, которые проявили старшие ламы Денма Лочо Ринпоче и геше Еще Табке, когда я просил их принимать участие в моих экспериментах по радикальной трансформации медитационных техник. Например, я предлагал западным практикующим использовать в качестве объекта медитации дыхание, а не изображение Будды, как рекомендуется в тибетской традиции. Старшие ламы продемонстрировали удивительную открытость, когда я поделился своей уверенностью, что можно намного быстрее пройти через девять стадий концентрации ума, если использовать вместо изображения дыхание.

Пока я занимался обучением медитации, мне была предоставлена прекрасная возможность выявить общие для всех западных практикующих проблемы, обыкновенно появляющиеся во время длительных занятий практикой. К своему удивлению, я обнаружил, что схожие проблемы, а также способы их решения довольно подробно описываются и во многих тибетских текстах. Сравнивая то, что рассказывали о своих проблемах западные практикующие, и те описания, что я нашёл в тибетских текстах, я выявил обширное многообразие специальных методов, которые индийские и тибетские мастера разработали сотни лет назад для того, чтобы решать и даже предотвращать подобные проблемы. Например, я понял, как искусная практика «усиление-расслабление» помогает медитирующему непрерывно удерживать внимание на выбранном объекте. Я также оценил особые методы, разработанные для того, чтобы предотвращать апатию или вялость тонкого уровня. Для этого предлагалось использовать бдительность, с помощью которой происходит самопроверка качества медитации, а также сократить продолжительность отдельных сессий практики, что позволяло сохранить глубину концентрации и ясность ума во время медитации.

Когда я изучал индо-тибетские тексты, выяснилось, что в бирманской традиции практики медитативной концентрации, которой я посвятил так много времени в последние несколько десятилетий, фактически не расставаясь с подушкой для медитации, нет чётких инструкций, касающихся методов усиления и самопроверки. Также я не обнаружил никакой информации о переходе с позиции ментальных событий на позицию ума[8] во время практики випашьяны. Исторически сложилось, что бирманская практика памятования является довольно молодой традицией, которая была основана на учениях Махаси Саядо и других мастеров всего полстолетия назад. Индо-тибетская традиция практики концентрации и випашьяны Асанги – Майтреи существует по крайней мере с IV века, и поэтому неудивительно, что в ней содержится целый набор выявленных опытным путём методов, служащих для решения большинства проблем и преодоления ловушек, в которые попадают практикующие. Когда я стал сравнивать, как происходит непосредственное постижение природы ума во время медитации в бирманской традиции и в индо-тибетской традиции махаяны, я снова обнаружил принципиальные различия в описаниях непосредственного переживания постижения природы собственного «я».