На тот случай, если кто-нибудь из знакомых наркоманов вздумает разжиться на халяву его добром. Он даже раздобыл два патрона. Хватит, чтобы попугать и не слишком напугаться самому.
Виктор резко задвинул ящик. Вариант с пистолетом ему не подходил.
Кредитор опять назначит встречу в каком-нибудь кафе. Всегда выбирает людные места. И если открыть пальбу, скрутят в два счета.
Он прошел на кухню. На верхней полке буфета стоял маленький пузырек, обклеенный черной бумагой. Его бы он не променял и на трех «стечкиных» с кучей патронов впридачу Чего ему стоил этот пузырек! Как он уговаривал Марка, как стелился перед ним. Отец, наверно, в гробу перевернулся! Майринг был непреклонен. Он решил, что кузену обрыдла вся эта канитель под названием «жизнь». Пришлось колоться, рассказать о «призраке». Прямо Гоголь, ей-богу! Тут уж Марк совсем встал на дыбы. Получается, что брат втягивает его в убийство?
Да, получается. А ты как хотел? Кредитор тебя тоже потянет как родственника!
(Домашняя заготовка.) Ему все известно о нашем родстве и о твоем материальном положении. (Тоже домашняя заготовка.) Они могут взять в заложники твою жену и детей. (Чистой воды импровизация.) Брат наконец клюнул. Виктор сумел задеть его за живое. Пузырек, полученный через день после этого разговора, грел душу, хотя Марк и бросил на прощание: «Знать тебя больше не желаю!»
Жаль, конечно, потерять кузена, который мог стать настоящим другом.
Единственным другом. С друзьями Виктору всегда не везло. Например, а Людмила.
Он считал ее самым близким, самым преданным другом, а она сбежала, как последняя б крыса с тонущего корабля. Вернулась к родителям на Вологодчину, несмотря на то что собиралась поступать в университет.
– Решил исповедаться перед убийством, дурак! – произнес он вслух, ставя на место пузырек с ядом. – Исповедоваться надо перед собственной смертью…
Когда она была рядом, Виктор не задумывался о любви, хотя признавался ей в любви неоднократно. Так ведь это само собой. А как уехала, начал тосковать. С женщинами как-то не получалось ни до, ни после. Сколько раз порывался написать Людке письмо, да только сам же стеснялся этих душевных порывов. Времена Онегиных давно прошли. Она, видно, тоже не считала себя Татьяной Лариной.
– На кой хрен ей моя исповедь?! Она все эти годы ничего не хотела обо мне знать! Что же я распелся соловьем?..
Но уничтожить кассету рука не поднималась. Какой-то внутренний голос шептал: «Пригодится».
Виктор безвольно опустился на диван. Закрыл глаза и, как заклинание, стал произносить одну и ту же фразу: «Завтра я его убью», пока не провалился в сон.
В последние дни он засыпал легко и спал подолгу, но на этот раз его разбудил звонок. Звонили в дверь и довольно настойчиво. Так звонят, когда уверены, что хозяин дома. Впрочем, об этом он не успел подумать.
– Будем стоять в дверях или пригласите даму в комнату?
Трудно было поверить, что это не сон. На пороге стояла та самая блондинка из летнего кафе. Сразу вспомнились остановившиеся глаза кредитора, хотя вряд ли того напугала такая красивая девушка, скорее, ее кавалер.
– Алло! Вы меня слышите?..
У нее легкий чарующий акцент, глаза неестественного изумрудного цвета и пикантная родинка на правом крыле носа. А еще короткое, обтягивающее платье и такие изгибы тела, что впору взвыть мужику, истосковавшемуся по женским формам.
И аромат какой-то дурманящей травки. Уж в травках он знает толк.