Аиде показалось, что она присутствует при агонии.

На балконе установили специальный стол и водрузили на него огромный самовар. Кухарка бросала на бывшую пленницу уничтожающие взгляды. Уж не считала ли она ее виновной в аресте хозяина? Или не могла простить развороченной трубы в кладовке на даче нотариуса? Девушка прикинула в уме, возможна ли со стороны кухарки какая-нибудь провокация? Мышьяк в пироге – неплохой способ разом избавиться от всей компании. Нет, не тот она человек. Да и зачем?

Все суетились вокруг чайного стола, а она, будто пригвожденная к креслу, оставалась сидеть в гостиной. Ее уже не смущали ни убийственные взгляды кухарки, ни сарказм поднадоевших друг другу любовников. Аида почувствовала опасность. Это всегда приходило внезапно, как запах серы от нечистого. Она бы обязательно обратилась к врачу, если бы хоть раз ошиблась.

– Ты так и будешь здесь сидеть? – обратился к ней Майринг. – Наверху уже все накрыто.

Кроме них, в гостиной никого не было, и Аида могла бы признаться Марку в своих опасениях, но побоялась выглядеть смешной. Она, как сомнамбула, поднялась из кресла и последовала за ним.

– Я нахожу затею довольно опасной, – высказалась она уже на балконе.

– Чего ты больше боишься: сквозняка или папарацци? – пытался острить Майринг, но она видела, что ему тоже немного не по себе.

Аида наотрез отказалась сесть лицом к Невскому, как предложила ей хозяйка, и устроилась в тени самовара, лицом на реку.

Они приступили к трапезе, обменявшись собственными прогнозами погоды в Петербурге на конец сентября.

– А где вы будете справлять Миллениум? – с умным видом поинтересовалась Софья.

– До него надо дожить, – с присущей ей серьезностью ответила Аида. – До наступления нового тысячелетия еще целых пятнадцать месяцев.

– О! Вы относитесь к разряду скептиков! Мы с Марком отметим это событие через три месяца. Правда, Марк? А вы ждите еще пятнадцать…

– Я вовсе не скептик, – возразила Аида, – я просто умею считать до десяти, до сотни, до тысячи и так далее. Надеюсь, вы тоже начинаете счет не с ноля, а с единицы.

– Она права, – принял ее сторону Марк. – И все эти рекламные фишки рассчитаны на дураков и невежд. Ведь это выгодно дважды справить начало тысячелетия, чтобы срубить побольше бабок. Я как бизнесмен одобряю. Пусть будет Миллениум в этом году! Дурачить народ – любимая забава политиков и предпринимателей!

– Вы слышали, Инга? Он назвал меня дурой и невеждой! – Соня презрительно улыбалась.

«Ой, кажется, она играет с ним! – пронеслось в голове у Аиды. – И совсем, совсем не любит!»

– Прекратите ругаться при мне, а то я сейчас уйду! – Больше всего ей хотелось сделать именно это. – Как два старых еврея, право.

– Откуда ты знаешь про старых евреев? – невесело засмеялся Марк.

– Я как-то целый год прожила в еврейской семье.

– Ты никогда не рассказывала. А мне это очень интересно!