Сейчас все кажется необычным: шум дождя оглушает, его скользящие влажные прикосновения вызывают почти физическую боль. А голос, почти незнакомый, но в этот момент самый близкий на свете, пробуждает во всем теле нечто беспокоящее, похожее на зуд. Переступаю с ноги на ногу – терпеть назойливое, словно насекомое, ощущение нет сил. И я все же заглядываю в мутное окно, чтобы отвлечься. Нельзя давать волю эмоциям. Все – после.

Дина в майке и коротких шортиках крутится перед зеркалом с расческой в загорелой руке. Тщательно расчесанные волосы пшеничной копной рассыпаны по спине. Если бы вместо меня в окно заглядывало солнце, они бы наверняка сверкали подобно золоту. Девушка всецело поглощена своим отражением и пением. Конечно, ей и в голову не приходит, что кто-то может наблюдать за ней, видеть, как по-девичьи мило движется в такт музыке округлая попка, обтянутая еле прикрывающей её тканью. Похоже, сейчас самое время проскользнуть в дом, поэтому мне приходится оторваться от этого зрелища.

Дверь даже не скрипнула, тут мне повезло, потому что подготовиться в этом плане возможности никакой не было: сделать дубликат ключа не получилось, а при Дине смазывать замок… явно не вариант.

Комнаты оказались чистыми и уютными. На столах – букеты из свежих лилий и ромашек, стены украшены фотографиями в рамках. Рассматривать их времени пока нет.

Да и зачем…

Стараясь не дышать, проскальзываю к кухонному столу. Это так приятно – работать тем самым ножом, которым Диночка совсем недавно отрезала себе хлеб или еще что-то. Открываю ящик стола. Если он скрипнет, будет очень нехорошо. Но все обходится благополучно. Как и всегда. Пора бы уже перестать быть параноиком.

Ножа в ящике два. Интересно, каким из них пользовалась Дина, готовя утром завтрак? Гадать некогда, беру оба. Так будет интересней.

Девушка даже не оборачивается, когда в нескольких шагах от нее приоткрывается дверь. Мне в нос бьет запах духов – сладкий, ягодный, знакомый. Одна из самых дорогих марок. Очень подходит такой девушке, как Дина.

Какое-то время – кажется, целую вечность – я просто смотрю на свою жертву. Длинные стройные ноги с ногтями, покрытыми нежно-розовым лаком, особенно приковывают взгляд. Загар на них ровный, неестественно оранжевого оттенка, только это и неприятно.

– В солярий ходить вредно, – вдумчиво говорю, сунув ножи за ремень джинсов, под футболку, Девушка от неожиданности подскакивает, роняя расческу.

– Ты… что тут делаешь? – выпаливает, таращась на меня так, как будто перед ней – заговоривший вдруг шкаф.

Улыбаюсь как можно приветливей:

– Загляну, думаю, по-соседски. От дождя заодно спрячусь. Вон как погода испортилась.

– Кто так делает-то? Я же испугалась! – с укором изрекает Дина, будто сей факт мог быть мной не замечен.

Улыбаюсь еще шире, отлично понимая, как по-дурацки сейчас смотрюсь. Так и надо. Ведь нет лучше способа ослабить чужую бдительность, чем выглядеть полным кретином. Тем более, я хочу в полной мере насладиться общением, чтобы как можно глубже запечатлеть воспоминания о сегодняшнем дне. Да и некрасиво будет, если я приступлю к делу, даже не поздоровавшись.

– Извини, пожалуйста. Просто там так льет… – говорю как бы в оправдание, делая лицо смущенным и проводя ладонью по мокрым волосам. Даже краснею немного. Дина чуть расслабляется, в ее взгляде появляется нечто, похожее на сочувствие. Я же виновато молчу. А по щекам сбегают крупные капли, так похожие на слезы. У любой девушки дрогнуло бы сердце.

– И все-таки, стучаться надо, – уже менее недовольно говорит Дина. Я тычу пальцем в заливающийся очередным поп-хитом магнитофон.

– Ты не услышала стук. Кстати, это моя любимая песня, – вру, смущенно улыбаясь. Последняя тень недоверия сходит с симпатичного загорелого лица. Сработало.

– Может, чаю тогда попьем?

– Неудобно как-то… – снова вру, очень правдоподобно, кстати. Ведь ложь – неотъемлемая часть моей жизни. К тому же, большая.