– Ты так хорошо научился нам подражать, что я уже не понимаю, где ты искренен, а где твоя улыбка означает лишь то, что ты пытаешься вести себя как положено в обществе.

Я пожал плечами.

После смерти Кариура я не стал спешить и не сунулся к людям сразу. Сначала наблюдал за ними издалека. Ходил от деревни к деревне. Присматривался. Прислушивался. Изучал. Делал выводы. Затем приобрел компаньона, ставшего для меня отличным наглядным пособием. И только убедившись, что научился достоверно ему подражать, решил приступить к следующей фазе плана.

– Вильгельм? – настороженно переспросил Нардис, когда не услышал ответа.

Я встряхнулся.

– Не все так плохо. К примеру, я уже знаю, что такое сомнение, неудовольствие и досада.

– Только это?

– Отрицательные эмоции почему-то вспоминаются легче, – был вынужден признать я. – Но мне также знакомо и ощущение удовлетворения. Какая-никакая, но все-таки радость. Порой мне даже бывает забавно. Интересно. Однако в остальном я пока не уверен.

– Раньше тоже так было?

– Раньше я мог спокойно препарировать человека, чтобы узнать, как он устроен внутри. А сейчас меня раздражают чужие крики, поэтому если вдруг снова придется это делать, то я предпочел бы сперва заклеить испытуемому рот.

– Эм. И много ты… препарировал? – странным голосом уточил мой помощник.

– Достаточно, чтобы знать, как, куда и с какой силой нужно ударить, чтобы обездвижить, искалечить или мгновенно убить любое живое существо.

– А… Ну… А неживое?

– И неживое тоже.

Нардис воззрился на меня с откровенным недоверием:

– То есть ты и с нежитью не боишься экспериментировать?

– Я вообще ничего не боюсь, – напомнил ему я. – Не научился еще. Но в какой-то мере понимаю причину твоей сегодняшней вспышки, поэтому зла не держу.

– Ты не умеешь злиться, – не преминул напомнить этот упрямец. – И ярость тебе неведома. И обида. И вообще, я столько времени пытаюсь тебя достать, что уже становится неприличным с твоей стороны никак на это не реагировать!

Я изучающе на него посмотрел:

– Зачем ты пытаешься меня достать?