— А как бы ты поступил на моем месте? — добила она его вторым вопросом.
Им овладела паника. Конечно, он никогда бы не решился убить отца, но это своего отца, а если бы на месте него оказался, например, отец Евы, он бы не раздумывал, всадил бы ему нож в печень.
От этих мыслей у Романа потемнело в глазах. Получалось, что он сразу оправдал Еву. Но ведь совсем недавно он сам себе клялся, что растерзает убийцу отца. Все в голове перемешалось. И только одно он смог после этого выдохнуть:
— Так это ты?
— У меня не было выбора! — попыталась оправдаться она.
Роман не оправдывал ее, но, похоже, в эту минуту не осуждал. Он страдал, страдал за двоих: за отца и за Еву. Его состояние было на грани. Подтолкни чуть-чуть, и могла начаться психическая истерика, необузданная и безоглядная, в которой Роман схватился б за нож и неизвестно, чем все закончилось бы.
Тонко уловив эту грань, Нарлинская поторопилась отвлечь его мысли:
— Я верила, что ты меня любишь.
Словно очнувшись, он что-то невнятное проворочал, стал оттаивать.
Среди всех, кто использовал ее для сексуальных забав, Ева выделяла Романа. Она умело лепила из него все, что ей хотелось, чего она не могла делать ни с Дорчаковым, ни с Думилёвой, и даже с Ватюшковым, хотя тот был страстно привязан к ней. Но Роман казался лучше остальных. Его отцу она говорила, что любила Романа, но на самом деле это было не так. Выделять это не значит любить.
Он когда-то неожиданно возник со своими цветами. Ей поначалу подумалось, что это одна из подстав Андрея, которых на первом этапе ее раскрутки было много. Но Ватюшков не подтвердил этого. А когда Роман начал появляться с цветами периодически, Андрея он стал раздражать. Слишком лез на глаза Еве.
Ревность Андрея понравилась Нарлинской, и она завела с парнем тайные шашни. Но скоро поняла, что погрузилась в них быстро и глубоко. Роман был молод, но не глуп, быстро узнал о Дорчакове и Ватюшкове, истерил, порывался разделаться с ними, не зная всего, что происходило вокруг Евы. Ей всякий раз с трудом приходилось охлаждать его пыл. И чем это было дальше, тем становилось труднее. Ее пугала неуравновешенность и исступленность Романа.
Цветы Романа раздражали Андрея. Иногда он отправлял своих подручных, чтобы они потрепали парня, сбили с него пыл.
Ева не противодействовала, видела в этом залог своего успеха. Было приятно, что самцы грызутся из-за самки.
В триумвирате это было недопустимо, тут все происходило по другим правилам, которые они сами установили между собой. Она играла по их правилам, поскольку эти правила работали на то, чтобы возносить ее выше. Здесь только Думилёва была вне конкуренции, так как была не мужчиной.
Сейчас Роман допустил промах с Ольгой. Теперь Нарлинская смотрела на него, как хищница и ей было не жалко его.
Оттаяв, Роман встал с кровати, наступил на рыжее покрывало на полу, отбросил его ногой и, подтверждая Еве, проговорил:
— Я люблю тебя.
С удовлетворением девушка отметила, что страшная тонкая грань исчезала. Роман грустно выдохнул:
— Его больше нет. Я больше никогда не увижу его.