— Теперь полиция начнет искать тебя. Но ведь мы ни так договаривались, когда ты устраивал собственное похищение. Ты должен был исчезнуть и до конца оставаться в тени, чтобы стать карающим мечом. Ты сам назвал себя так! — между тем, она не напомнила, что именно она подала ему идею о фиктивном похищении. Именно она предложила сделать это на глазах у Корозова в кафе «Оранжевое небо», чтобы Глеб подтвердил факт похищения.

Ноздри Романа нервно задрожали, он вспылил:

— Я и есть карающий меч! У меня кинжал, о котором ходят легенды! Но менты ничего от меня не узнают! Я не дамся им в руки! Я убил тех, кто делал мою жизнь невыносимой, потому что их руки лапали твое тело! Ты знала, как давно я хотел их растерзать! Но теперь их больше нет! Ты моя! Ты моя! Ты моя! Ты моя!

Его пыл напугал, она прижалась к его груди, обхватив руками:

— Ты — карающий меч, Роман! И я твоя! Я твоя! — подтвердила покорным голосом.

Резко повернувшись, Роман подмял ее под себя, глянул в глаза, будто проверял, что она говорила то, что думала, и стал жадно целовать. Затем с новой силой вскинулся над нею, повторяя в такт:

— Моя, моя, моя!

Она была обессилена и потому не проявляла никакого желания к близости, лежала безучастно, отвернув голову в сторону, а мозг напряженно бился мыслями в такт сердцу. В голове крутилось, что Ольга может быть опасна для нее лишь тогда, когда Роман сам подтвердит свои слова в полиции. Больше никак. Стало быть, Роман должен исчезнуть, чтобы никогда его не нашли. Стало быть, так.

Вид ее в этот миг был отчужденным. Она не могла радоваться, все произошло неудачно, совсем ни так, как должно было быть.

Ведь изначально после того, как она выскочила из ловушки Корозова, наблюдая нерешительность Андрея, намеревалась руками Романа решить все проблемы. Убийством Глеба. Одним махом. Тогда остались бы живыми и Дорчаков и Ватюшков.

Однако понудить Романа, чтобы тот расправился с Глебом вместо Антона и Андрея, оказалось невозможно. Его ревность и лютая ненависть к ним застилала ему глаза.

Продолжая сосредоточенно вскидываться над нею, парень твердил, как заведенный:

— Моя, моя!

Его старания не доставляли ей удовольствия. Она смотрела с сожалением и даже жалостью. Поймав этот взгляд, он остановился:

— Что?

С трудом улыбнувшись, она отозвалась:

— Продолжай, — хотя на самом деле ей ничего не хотелось.

Роман уловил холодность. Ему не понравилось это. Сполз с нее, отодвинулся, лег рядом. Она погладила его щеку, справилась:

— Ты устал?

Эти слова обидели его, он не хотел, чтобы она так думала.