– Так что насчет пожить на твоей даче недельку-другую? – спрашиваю я по телефону Нику. – Накупим мяса, мартини и овощей. Будет у нас алкогольно-шашлычная диета.

– Ты готова уехать от личного бассейна в моё захолустье и неделю кормить комаров? – с подозрением спрашивает подруга.

Про «ситуацию» со сводным братом никто не знает. Я не сказала. Не могу пока. Мы неделю умудрялись не пересекаться, в основном, потому что я целые дни провожу в городе, а прихожу под самый вечер и без ужина рушусь спать.

– Почему бы и нет? – прислушиваюсь к коридору. – У вас там пруд в конце садоводства. Чем не личный бассейн?

– В этом пруду цыгане моются, – безрадостно отвечает подруга.

Она к даче особой любви не питает: помнит ещё те времена, когда бабушка заставляла её перепалывать грядки от забора и до заката. Ника бы всё отдала, чтобы провести недельку в особняке Мироновых с клубничным Мохито в обнимку, и моего кислого настроя она не понимает.

– Ладно, поедем, – сдается подружка, вздохнув. – Ирку возьмем?

– А ты против?

Раньше подобных вопросов не возникало. Если что-то делать – только втроем. Неразлучное трио, и всё такое.

– Да не знаю. Она опять начнет приставать к парням из соседнего дома, купаться топлес, попытается своровать клубнику с участка дяди Жени, – начинает перечислять Ника будничным тоном. – Моим родителям потом нажалуются. Мне краснеть за неё придется.

– Ну, запретим.

Ника фыркает в трубку.

– Ага, запретишь ты ей. Короче, ладно. Берем. Собирай шмотки и не забудь лосьон от комаров. Выезжаем в восемь. Ирэн я сама оповещу.

Раздав команды, подруга отключает связь.

В коридоре доносятся шаги. Твердые, они стучат по ушам, отдаются эхом в сердце. Эти шаги могут принадлежать только одному человеку. Он возвращается к себе.

В первые дни он не поднимался с постели, но теперь немного окреп и изредка выбирается наружу. Меня не оставляют ассоциации со злым огнедышащим драконом, который обосновался в пещере, наводя ужас на местных жителей. В данном случае – на меня.

Так и не могу определиться в своих чувствах к нему.

Знаю только одно. Ночами мне снится совсем другой Артём Миронов. Он ласков и нежен, голос его мурлычет, и глаза чуть сощурены, а на дне их плещутся звезды. С его губ срывается моё имя, и мне хочется подпустить его ближе, открыться, поддаться. Стать доступной.

Но утром я просыпаюсь, красная от смущения, понимая, что всё это – лишь нелепый сон. Реальный Артём сложнее и темнее, у него есть сомнительные дружки, он бывает груб, а взгляд его льдист.

Он что-то скрывает.