Исчезла надежда человеческая, настал день смерти.
Всякий предпочитает (вместо) жизни ископать себе могилу и поселиться в ней, боясь, что если умрет, то некому будет похоронить его прах.
Живые называют блаженными умерших, которые скончались прежде, и потому подобающая воздана им честь, сподобились они обычного погребения.
Смрадной стала земля, в которой заключены мертвецы, потому что вся она наполнилась мертвыми телами. Истлела благолепная красота и обратилась в гной среди мертвых.
Приятность и привлекательность тел в шеоле изменились в червей.
Великий праздник – при гробах; там и живые, и мертвые. Мертвые погребены в земле, а живые плачут при гробах.
Сотлели составы и самый вид человеческих тел, не отличишь ни раба от господина его, ни безобразного от красивого. Как жнец пришла смерть и пожала все человечество.
От матернего лона отторгла она младенцев, из колыбелей похитила детей, пояла юношей с поля и дев из теремов.
Увела обрученных с брачного пира и обратила его в плач и сетование; бездыханными повергла новобрачных и разорила брачный их чертог.
Конец положила ликованиям и песням и исторгла плачевные вопли.
Поспешал иной выйти из города, – и тут встретила и поразила его смерть; другой толкнул в дверь, – и смерть ответила ему из внутренности дома.
Иной проходил по стогнам[129], – и смертью вдруг пресечено его шествие; другой приготовился в путь, – и вот, встала перед ним смерть.
Иной готовит пир, но смерть не дает ему повеселиться; другой бежал от своего господина, настигла его смерть и сделала свободным.
Где кого встретила смерть, там и приготовила ему могилу.
Обезлюдели и запустели дома, а могилы полны даже через край.
У всякого гроба отверста пасть, а у всякого дома затворена дверь. Не стало смеха на земле, исчезла там всякая радость.
Царствуют там плач и воздыхание, усилились сетование и скорбь, болезненно вопиет самая земля и умоляет она Бога:
«Повели, Господи, алчной смерти удержать опустошительную руку свою; я стала как вдова; смертные объемлют меня болезни».
Безлюдными сделались улицы, опустели и необитаемы дома, на стогнах не слышно человеческого голоса.
По милосердию Твоему, Господи, вонми жалобным крикам бессловесных животных.