– Ну, как? Честно скажи – нравится?
– Изумительная работа! Красота!
– Вениамин, это не все. После создания этого чуда над ним поработали еще одни мастера, но другого цеха, так скажем. Смотри теперь на это, – Эдвин левой рукой слегка надавил на левый верхний угол рамки, правой слегка сдвинул в сторону одну деталь инкрустации, раздался едва уловимый звук щелчка, и из нижнего угла выскользнула тоненькая деталь в виде цилиндра диаметром около сантиметра. Подтянув и убрав это приспособление, он показал на тайник в виде прямого цилиндрического хода вдоль основания рамки.
– Сделано профессионалами, обнаружить практически невозможно. Дарю, Веня, красоту пейзажа. Ну, а этот секрет на всякий случай – вдруг, да пригодится.
– Вот это да! Действительно, работа тонкая и с умом сделана.
– Дарю со словами, а подписывать не буду.
Это была их последняя встреча. А потом в один из сырых дождливых осенних дней прошлого года ему позвонила жена Задонского и все рассказала. Услышанное им в телефонном разговоре с Верой больно резануло по сердцу. Его лучшего друга Вениамина больше нет. Жена поведала о последних днях, о том, что произошло у них дома, а она в это время была на даче, оставив его одного, хотя чувствовала – что-то не так. Вторая жизнь ее супруга оказалась для нее настоящим потрясением. Она с трудом пережила всю эту историю. Потом обыски, опросы, допросы, еще обыски, удивившие отсутствием как таковых богатств и небывалых сокровищ в доме, на даче и на рабочем месте фигуранта. Аресты сподвижников, снова обыски, очные ставки и прочее. И так продолжалось почти полгода. Потом суд, приговоры. Она сумела сохранить себя в этом безумии, но жить больше здесь не имела сил.
Позвонив ему весной, в середине мая, сообщила: наконец-то ее оставили в покое эти следователи и прокуроры, она планирует переехать жить к сестре в Поволжье. А далее совсем интересное.
– Эдвин, вот еще что. Как-то, примерно за год до этих трагических дней, вечером, после ужина, Веня позвал меня в комнату сесть на диван и выслушать очень внимательно то, что он сейчас скажет. Я тогда особо не придала значение его тону и вообще теме разговора. Он сказал буквально следующее: «Верочка, выслушай меня и не перебивай. Я не вечен, возраст, болячки и все такое прочее. Ты же знаешь, мы с Эдвином не разлей вода, нас связывает настоящая мужская дружба. Помнишь, я привез от него подарок – красивую картину с видом на залив и закат солнца? Она висит над камином в зале на даче. Мы же с ним оригиналы! Я попросил его не подписывать эту красоту в дар мне. Он все сказал мне на словах. Единственное, о чем я попросил его и вызвал у него некоторое недоумение этой просьбой – чтобы он после моего ухода вернул ее себе и повесил тоже над камином, как память обо мне. Он хоть и был удивлен, но согласился с этим. Ты, пожалуйста, когда наступит час моего ухода и меня уже с тобой не будет, сообщи ему о нашей договоренности. Сама не отвози – пусть приедет лично и заберет ее назад к себе, на вечное хранение. Хорошо? Там великолепный вид заката. Но еще, если приглядеться, то на песке и гальке берега залива видны отблески этого заката в виде красноватых и ярких огоньков, будто камешки на солнце играют своим неповторимым блеском. И кажутся они порой вовсе не красными, а издающими особый неповторимый блеск! Прямо так и скажи ему». Вот и все. Я, конечно, разругалась за такие его мысли. Но вот, оказалось, все верно. Картина у меня. Как сможешь – приезжай и забирай ее себе, как того хотел Веня. Если здесь меня не застанешь, то я сообщу тебе потом адрес сестры. Вот и все. Обнимаю тебя. Будь счастлив!
Глава третья
Эдвин Роос после телефонного звонка жены Задонского понял все. Вениамин выполнил таки его просьбу и добыл для него камни. Он сразу не мог сообщить ему об успешном завершении этой их договоренности, наверное, предвидел возможные последствия своей теневой деятельности. Берег эти камешки для своего друга. Жене, естественно, ничего толком сказать не мог. Просьба одна, которая вызвала большое неудовольствие Веры, стала выполнима после ухода его из жизни. Только теперь Роос глубоко осознал всю полноту утраты – смерть своего лучшего друга. Ведь тайничок стоит немалых денег. Это дар. Это дар от Вениамина Эдвину. От слез сразу же заблестели глаза, он быстро заморгал, стряхивая с лица прозрачные соленые капли. Посидел немного так вот, молча, вспоминая Веню, потом достал чистый белоснежный шелковый платок из кармана, промокнул глаза, вытер лицо. Немного успокоившись от нахлынувших на него чувств, подумав, взял мобильный телефон, набрал номер. Раздались гудки вызова, через пару секунд на том конце ответили: «Слушаю Вас, дядя Эдвин».
– Здравствуй, дорогой мой Урмас. Что-то последнее время я стал подзабывать своего любимого племянника! Пора исправлять такую несправедливость. Как ты? Здоров? Учеба? Ну, а не надоел еще ненаглядной Ирме? Шучу-шучу. Прекрасная девушка, а вы замечательная пара. Будь умницей, не вздумай бросать ее. Умные и воспитанные девушки сейчас редки. А дядя Эдвин всегда поможет вам! Я вот что звоню. Ты сейчас как в плане занятости? Мне нужна твоя помощь— появилась срочная необходимость навестить вдову моего лучшего друга в Дальнегорске. Он в качестве подарка оставил для меня небольшую картину, ее нужно забрать и привести сюда. Вениамин был большой оригинал. Ведь это я когда-то эту картину ему дарил. А он решил, что после его смерти она должна непременно вернуться ко мне назад и быть всегда у меня, как память о друге. И чтобы висела она непременно над камином, как и у него на даче. Желание последнее умершего друга для меня свято. Ты сможешь выполнить это поручение? Ну, вот и чудесно. Приезжай ко мне сейчас – я сегодня в клинику не пойду – и на месте получишь, так сказать, инструкции. Она не составляет исторической или культурной ценности, препятствий быть не должно с вывозом ее из России. Но мало ли, времена сейчас не очень хорошие – ты, надеюсь, понимаешь, о чем я. Тогда включишь своих ребят, в том числе и на таможне. Но это так, на всякий случай. Обнимаю и жду.
Урмас прибыл на виллу примерно через час с небольшим после звонка от дяди. Умный парень, любимец Эдвина. Сын его сестры, которой уже нет в живых. Воспитывала его сама, одна, с мужем расстались, когда мальчику было всего 5 лет. Замуж так и не вышла, посвятила себя воспитанию сына. Конечно, он помогал сестре. Иначе и быть не могло. Самостоятельный, инициативный и очень воспитанный, ну и внешностью Бог не обидел.
Оговорив все и вся, получив спонсорские расходные средства, Урмас уехал.
Ровно через пять дней в особняке Рооса раздался телефонный звонок. Звонил племянник и сообщил об успешном выполнении операции с картиной. Проблем никаких не возникло, ребят на таможне привлекать не пришлось. У тети Веры он пробыл всего один день, она вся в сборах, уезжает к сестре. Приняла его очень тепло, кормила, как на убой. Хорошая и очень добрая женщина. О ее ситуации и проблемах после смерти мужа и его разоблачении практически ничего не говорили.
Через три часа прибыл сам Урмас. Да, та самая. Прекрасно сохранившаяся. Тут же заняла свое место над камином.
После отъезда племянника Эдвин осторожно снял картину со стены, положил на стол и долго ее рассматривал. Нет, не пейзаж, а боковины рамки. Ничего подозрительного не увидел. Стала тяжелей? Пожалуй. А может так ему кажется? Что гадать? Он с волнением открыл тайник, подставил ладонь правой руки перед отверстием и наклонил ее. Из тайника с легким хрустом и шуршанием на руку посыпались прозрачные бриллианты чистой воды, с характерным, ни с чем не сравнимым ярким блеском огней.
– Спасибо, Веня, спасибо. Нет, никуда я их сбывать не буду. Это твои камешки. Точнее, камни. Память о тебе. Так и будут спокойно лежать в картине, в домике своем уютном, долго-долго, а там жизнь сама распорядится моей и их судьбой.
Он вновь спрятал их в картину, а ее разместил на то же место над камином. Стало неимоверно легко на душе. Вновь вспомнил Задонского, их первую встречу, знакомство и дружбу.
Было уже около восьми часов вечера. Он почувствовал небольшую усталость, пошел к себе, лег отдохнуть и не заметил, как крепко уснул.