– Не бойся, я всегда буду с тобой, – послышался от двери знакомый звонкий голос, – не бойся! И Титус никуда не денется – он всегда будет рядом.

Нянька вздрогнула от неожиданности, но тут же, не удержавшись, расплакалась:

– Как? Как – не заберут? А твоя мама сказала, что заберут…

– Глупости все это! – Фуксия заключила няньку в объятия. – Меня ведь не забрали, верно?

– Но это потому, что ты девочка! – вырвалось у старой женщины. – А с Титусом все будет иначе.

– Неважно, – отмахнулась юная герцогиня, – неважно, говорят тебе. И вообще, няня, отчего ты все время создаешь себе проблемы? Будь проще!

Докончив фразу, Фуксия подошла к окну. Так и есть: по-прежнему идет дождь.

– Не знаю, не знаю, как я стану жить без него, – причитала по-прежнему госпожа Слэгг, – не знаю… Отберут мою крошечку. Чем я виновата перед Богом? Всю жизнь работала, нянчила детей, а потом их отнимали у меня… Нет, я не смогу так жить…

Фуксии надоели причитания старухи. Конечно, она очень любила няньку, но терпеть не могла нытья. К тому же слезливый тон госпожи Слэгг навевал на девушку плохое настроение, да еще и плохая погода сделала свое. Внезапно юной аристократке захотелось отвести душу – например, разбить что-нибудь бьющееся. Фуксия огляделась – хоть бы какая ваза оказалась под рукой, или, положим, бокал… Но, посмотрев на заплаканное лицо няньки, девушка махнула рукой и опрометью вылетела из комнаты.

Все обитатели замка отметили, что поданный в то утро завтрак был необычайно вкусен. Повара и в самом деле постарались на славу – Барквентин распорядился не скупиться, чтобы самый последний скотник запомнил этот знаменательный день. Ключник, скрепя сердце, звенел надетыми на стальной обруч ключами, и слуги извлекали на свет божий вяленую рыбу, окорока, хмельные напитки и даже заморские разносолы.

– Именно так! – то и дело восклицал Барквентин. Он справедливо полагал, что расчищает место в кладовых для новых запасов, которые очень скоро станут поступать в Горменгаст для молодого герцога.

После завтрака слуги носились по лестницам и переходам замка, словно угорелые. Почти каждому было поручено какое-нибудь дело, которое обязательно нужно было выполнить до двенадцати часов пополудни. В двенадцать должна была начаться долгожданная процедура посвящения Титуса в герцоги. В замке давно не случалось подобного столпотворения. Никому не хотелось ударить лицом в грязь и вызвать на себя гнев Барквентина или госпожи Гертруды, которая проявила несвойственную ей обычно заинтересованность в приготовлениях к обряду.

Особенно сильная суматоха царила в кухне. Всем заправлял новый шеф-повар, бывший первый помощник Свелтера. Новый начальник кухни являл собою полную противоположность старому – он был поджар, кривоног и имел длинное лошадиное лицо. Впрочем, несмотря на столь разительные внешние отличия, новый шеф-повар справлялся со своими обязанностями ничуть не хуже Свелтера.

Даже не верилось, что все хлопоты происходят ради одного только человека, который, кстати, даже не подозревал об этом. Огонь пылал в нескольких десятках плит одновременно, на них стояли бесчисленные ряды горшков, кастрюль, сковородок, сотейников, котлов и Бог еще знает какой посуды, в которой варились, жарились, парились, томились и тушились всевозможные кушания, что сегодня должны были быть съедены прожорливыми обитателями Горменгаста во имя нового хозяина.

Целые ватаги поваров и поварят шустро бегали из зала в зал, таща подносы и блюда со специями и полуфабрикатами. Со стороны подобная суета могла показаться полнейшим беспорядком. Но только шеф-повар и его помощник знали скрытый смысл беготни. Здесь не было ни единого лишнего движения, самый последний поваренок двигался строго отведенным ему маршрутом и выполнял строго определенную функцию.

Разумеется, что приготовления к ритуалу полным ходом шли и на берегу озера. Стирпайк задумал соорудить нечто вроде пристани, с которой без пяти минут лорд Гроун должен был сойти на плот. Юноша предусмотрел все – из-за прошедшего дождя земля раскисла, так что идти по ней было трудно. Что уж там говорить про берег озера. Не хватало только, чтобы юный Титус поскользнулся и полетел в воду в самый ответственный момент. Мысль соорудить пристань пришла ему в голову, когда Стирпайк совершал одну из последних рекогносцировок берега. Барквентин немедленно согласился с предложением помощника – это было не только разумно, но и не противоречило букве традиции.

Стирпайку снова повезло – ключник вспомнил, что в одном из винных погребов уже двадцать второй год хранится большая деревянная платформа, служившая в свое время пристанью. Ключник поведал, что отец лорда Сепулкрейва был большим любителем водных прогулок и распорядился когда-то соорудить пристань для лодок. Но пристани не суждено было служить долго – вскоре хозяином замка стал лорд Сепулкрейв, который был абсолютно равнодушен к катанию на лодке. Пристань разобрали на большие блоки и сложили на всякий случай в подвале.

Теперь же пристань оказалась как нельзя кстати. Обрадованный, Стирпайк помчался в подвал, как на крыльях. Деревянные блоки, состоявшие из обшитых досками сбитых железными скобами бревен, оказались почти в порядке. Только отдельные бревна и доски требовали замены: все-таки двадцать два года для дерева – срок немалый. Стирпайк распорядился выкрасить подновленную платформу быстросохнущей белой краской и, если она все-таки станет сохнуть слишком медленно, развести рядом несколько костров.

Потом Стирпайка проинспектировал сам плот. Все было сделано в лучшем виде, придраться было не к чему. Юноша, усевшись на корточки, принялся заинтересованно изучать годовые кольца на спилах бревен. Кедры, пошедшие на строительство плота, были доставлены из густых чащоб Дремучего леса. Юноше было интересно смотреть на изгибы годовых колец – они показывали историю жизни дерева, демонстрировали, какой год благоприятствовал его росту, а какой, наоборот, выдался засушливым или слишком дождливым.

Хлопот еще было много. Вооружившись большим зонтиком, Стирпайк отправился на озеро. Там все уже было готово. Поскольку все та же традиция отчего-то требовала от близких будущего герцога сидеть на деревьях, были заблаговременно сооружены и закреплены на ветках прибрежных ясеней большие настилы с сиденьями, над которыми предусмотрительно устроены крыши. К сиденьям вели удобные пологие лестницы с перилами – страдания обитателей Горменгаста должны были быть по возможности сглажены.